ДРЕВНИЙ МАКИАВЕЛЛИЗМ: ТРАКТАТ “АРТХАШАСТРА”

Предлагаемая статья является фрагментом исследования автора по теме взаимосвязи политики и морали в истории мировой политической мысли. Тезис, который рассматривается в данной статье, сводится к положению, что макиавеллизм происходит не от Макиавелли, а, наоборот, Макиавелли происходит от макиавеллизма. Дело не в личности Макиавелли. Объективное положение государственного деятеля, необходимость рационально обобщать накопленный политический опыт с неизбежностью порождают макиавеллистский дискурс. Доказывать этот тезис я собираюсь путем сравнительного анализа, указания очевидных параллелей между макиавеллиевским “Государем” (1513 г.) и древнеиндийским трактатом о политике “Артхашастра”, который датируется периодом не ранее Ш в. до н. э. и не позднее П в. н. э.

“Артхашастра” традиционно приписывается ученому индийскому брахману Каутилье, которого обычно отождествляют с именами Чанакья и Вишнугупта. В буквальном переводе имя Каутилья означает "изворотливый", “изогнутый”, “кривой”. Поэтому некоторые исследователи полагают, что Каутилья – это псевдоним.

Автора “Артхашастры” давно сравнили с Н. Макиавелли. Если учесть, что Макиавелли величают основателем современной европейской науки о политике, то есть науки, построенной на сугубо рационалистической методологии, то это сравнение кажется поистине удивительным: как в эпоху религиозного синкретизма в Древней Индии мог жить человек с современным мышлением, которому так свойственны прагматизм и эмпиризм. Правда, современникам свойственно себя переоценивать.

Между тем хронологически этот трактат входит в створ или находится по эту сторону “осевого времени”. Так К. Ясперс обозначил период между 800 и 200 гг. до н. э., когда человечество осуществило, по выражению Ясперса, “великий прорыв”. Суть его заключалась в том, что родился логос, устойчивая тенденция рационального мышления. Впервые человек отважился искать опору в собственном разуме. Древний мифологический мир еще силен и все же он начинает сдавать свои позиции под напором новорожденной образованности и отступать в область народных суеверий и преданий. Наличие разума становится определением человека, его подлинной природы и исключительной судьбы, ставит его вровень с богами. Появляется идейная борьба: люди с разным опытом и идеями пытаются убедить друг друга и других в своей правоте, прибегая к логосу – слову, сказанному и написанному.

“Артхашастру” справедливо называют энциклопедией политического искусства Древней Индии. В трактате собрана и обобщена в виде конкретных рекомендаций многовековая политическая мудрость индийских правителей, четко и скрупулезно, до мелочей, прописаны политические роли государственных деятелей и служащих (царя, министров, военачальников, советников, послов, шпионов, надзирателей и т. д.), их обязанности, варианты поведения в возможных ситуациях, хозяйственные распоряжения, судопроизводство, военное дело, внешняя политика. Изложение материала выстроено по следующей схеме: сначала автор излагает имеющиеся точки зрения по тому или иному конкретному вопросу, затем он их критически анализирует и либо соглашается с одной из них, либо отвергает все, выставляя свои аргументы.

При чтении “Артхашастры” является настроение Екклезиаста: все уже было и все уже сказано. Методологической основой рассуждений автора трактата является его убежденность в неизменности предмета – науки управлять государством и неизменности природы человека, мотивов его поведения. Отсюда проистекает использование метода исторических аналогий, примеров. Тот же взгляд на природу людей и вещей и тот же метод исповедовал автор “Государя”.

В этимологическом смысле “артхашастра” дословно означает “наука о выгоде”, “наука о накоплении ценностей”. Наука политики - это наука наук, ибо “она - средство для обладания тем, чем не обладали, для сохранения приобретенного, для увеличения сохраненного, и она распределяет среди достойных приращенное добро”1 .

Прежде всего следует сказать, что Каутилья также, как и Макиавелли, отводит исключительное значение фигуре государя. Но в отличие от древневосточных деспотов, которые существовали в ритуальном режиме “живых богов”, место и роль царя в “Артхашастре” выписаны совершенно иначе. Он приставлен к государству, чтобы его бдить и охранять. Он, как говорится, "на хозяйстве", и как рачительный хозяин, везде должен успеть. Верховный собственник земли в своем государстве, он должен позаботиться, чтобы земля не пустовала, обрабатывалась хлебопашцами. Если земли дохода еще не дают, то царь должен помочь хлебопашцам зерном, скотом и деньгами, а также освободить от налогов без большого ущерба для казны. Далее, царь должен устроить рудники, промыслы, рощи ценных деревьев, пастбища, торговые подворья, водные и сухопутные пути, оросительную систему, охранные крепости на границах; он должен заботиться об инвалидах, сиротах, одиноких беременных женщинах, принудить должников и и их родственников выполнить свои обязанности и еще многое другое2 .

“Счастье царя в счастии подданных, в пользе подданных - его польза. Польза для царя - не то, что ему приятно, но что приятно подданным - в том польза царю”3. Таков пафос Каутильи. Таков и пафос Макиавелли: государь держит государство не для себя, а для своих поданных. Этим настроением пропитаны учения Сократа, Платона, Аристотеля, Цицерона и других учителей древней политической мудрости. В дальнейшем, уже в Новое время, эта идея у Локка, Милтона, Пейна, Спинозы, Руссо, Канта и др. трансформировалась в представление о правителе как высшем должностном лице, главе исполнительной власти, действующем сугубо в интересах народа и под контролем закона, выражающего эти интересы. Но это была другая по своему историческому содержанию эпоха. Макиавелли ее не знал, поэтому рассуждал так: “Основой власти … служат хорошие законы и хорошее войско. Но хороших законов не бывает там, где нет хорошего войска, и наоборот, где есть хорошее войско, там хороши и законы, поэтому, минуя законы, я перехожу прямо к войску”4 . Точно так же мыслил Каутилья. Судя по всему он жил в эпоху, аналогичную по своему историческому содержанию макиавеллиевской.

Представление о том, что государь сам себе не принадлежит и обязан встать над своими человеческими привязанностями и слабостями, стало общим достоянием европейской политической мысли, пожалуй, лишь в эпоху абсолютизма. Правда, у Данте Алигьери, Марсилия Падуанского, наконец, у Макиавелли эта идея уже наличествует. Тем более замечательной выглядит аналогичная позиция автора "Артхашастры”: его совершенно не волнует внутренний мир царя, переживания, нравственные колебания. Он расценивает таковые как слабость, недостойное поведение, ибо здесь налицо утрата самообладания. "Победа над чувствами, основанием которой являются наука и воспитание, достигается отвержением страсти, гнева, стяжания, гордости, безумства, высокомерия. ...Царь, поступающий в противоположность этому руководству (политика), не обуздывающий своих чувств, немедленно гибнет, хотя бы он был владыкой четырех стран света”5 .

В “Государе” Макиавелли излагает возрожденческую концепцию деятельности. Доблестью можно перебить или, во всяком случае, подправить свою судьбу. Каутилья с этим полностью согласен и предупреждает, что если царь бездеятелен, то обязательно лишится своего царства. “Когда царь деятелен, то вслед за ним деятельны его слуги. Если царь бездеятелен, то вслед за ним бездеятельны и его слуги, которые и уничтожают его дела, и он одолевается ненавидящими его”6 .

Царская наука, наука о государственном управлении, есть прежде всего наука об использовании по назначению "жезла" – наказания. “... кто хочет (успеха) в мирских делах, пусть всегда будет с поднятым жезлом”7, - советует ученый брахман. Наказание воспринимается как мера воспитания, если не самого виновника - ему нередко могли отрубить голову или казнить более декоративной и занимательной казнью, к чему так были склонны восточные владыки, - то в качестве назидания для остальных. Как тут не вспомнить Макиавелли, который полагал, что жестокость не рациональна, но если все же интересы безопасности требуют таких мер, то их надо применять сразу и кратковременно.

Исключительная роль венценосной особы, персонифирующей собой судьбу государства, ставит в повестку дня вопрос об организации ее подобающей охраны и предупреждении возможных угроз. “Царь, если сам охранен, охраняет царство от близких и врагов, прежде всего от жен своих и детей”8. С этой целью он может и должен применять разные средства и методы. В “Артхашастре”, например, как нечто обычное, говорится о практике убийства царских сыновей, заподозренных в злоумышлении против царя-отца, “ибо царские сыновья подобны ракам: они пожирают своего родителя”9. Впрочем, Каутилья не разделяет такой жестокости, как тайное убийство возможных наследников, претендентов на престол. Он советует царю заключать таких сыновей в оковы.

В управлении царь широко опирается на шпионов, которые добывают разнообразную информацию, делающую его зрячим. В восьмом разделе, который называется “Применение тайных агентов”, даются подробные инструкции на сей счет. В стране все должны быть под наблюдением, в первую очередь, министры, полководцы, главные должностные лица, особы, приближенные к царю. Они тщательно подбираются (методы подбора и расстановки "кадров" детально описаны) и периодически проверяются на преданность царю. Для этой цели Каутилья советует использовать метод провокации. В шестом разделе провокация именуется “применением хитростей”. Здесь приводится описание четырех видов провокации: “хитрости закона”, "хитрости выгоды", "хитрости любви" и "хитрости страха"10. Макиавелли этот метод назвал бы “методом лисы”.

Не менее поучителен пятый отдел, который деликатно называется “О применении утонченных средств государственной политики”. Здесь говорится, что в отношении высших должностных лиц, которые так или иначе вредят власти государя, держат его в своих руках или являются сторонниками его врагов, “государь, любящий справедливость”, должен применять тайные средства наказания. Какие же это средства? Вот пример: "(Если имеется) высокое должностное лицо, которое подлежит устранению, то подосланный шпион должен возбудить против такого лица его собственного брата, обиженного им, такого (брата) следует показать государю, и последний, обещав ему пользование имуществом подлежащего устранению, направляет его против такового. Когда же (брат) совершает убийство посредством оружия или яда, то его следует казнить под предлогом, что он братоубийца”11.

Еще один способ “установления справедливости”: “…(шпион) под видом врача должен установить у подлежащего устранению лица тяжелую или неизлечимую болезнь, а затем покончить с ним во время приемов лекарств путем примешивания яда. Возможно также, что подосланные (шпионы) под видом поваров хитрым образом покончили с подлежащим устранению лицом посредством яда”12. А мы всерьез полагаем, что Сталин и его команда были оригиналами.

И так далее в том же духе. Оговор, провокация, столкновение людей друг с другом, коварное убийство - одним словом, преступления, оправдываемые государственными интересами.

В следующем разделе даются подробные инструкции, как выбивать подати для пополнения государственной казны. Каутилья считает справедливым, если к людям, скрывающим истинные размеры своего состояния или сколотившими его незаконным способом, применяются "утонченные средства".

Нашим налоговым службам есть у кого позаимствовать опыт. Например: “...сборщик податей, указав на цель сбора, должен обращаться с просьбами к городским и сельским жителям. При этом подставные лица должны первые платить чрезмерно большие суммы. Пользуясь этим как примером, государь должен обращаться с воззванием к горожанам и селянам. Подставные агенты должны поносить тех, кто мало дает. Или же государь должен просить богатых в соответствии с их состоянием. Далее, в соответствии с оказанными ими услугами или тем (из них), которые будут жертвовать добровольно, он в обмен на данные ими деньги может давать им должности, зонтики, головные уборы и украшения”13. Думаю, наших олигархов особенно устроили бы зонтики.

Когда особенно трудно с деньгами, государь не должен брезговать даже сутенерством: “содержатели притонов должны собирать доход (идущий в казну) при помощи посланных государем женщин, отличающихся молодостью и красотой”14.

О методах и приемах осуществления внешней политики можно прочитать в седьмом отделе “Артхашастры”. Из него мы узнаем, что к этим методам относятся: мир, война, выжидательное положение, наступление, искание защиты и двойственная политика15. В других разделах подробно рассматриваются эмпирические обстоятельства применения этих шести методов. ,,Желающий победить должен применять шесть методов политики сообразно со своими силами. С равными ему по силам и с более сильным он должен пребывать в мире, с более слабым он может воевать, ведь тот на которого более сильный идет войной, становится подобен пехотинцу, сражающемуся со слоном. Если же он воюет с равным, то это приводит лишь к потерям с обеих сторон, подобно тому как разбиваются два необожженых горшка, если их столкнуть. Только тот, кто воюет с более слабым, имеет успех, будучи подобным камню, разбивающему глиняный сосуд”16. Если речь идет о выборе союзников, Каутилья учит заключать союзы с двумя равными, нежели с одним более сильным, ибо при случае всегда можно посеять вражду между двумя бывшими союзниками. Здесь немедленно всплывает в памяти рекомендация Макиавелли по возможности не прибегать к помощи союзных войск, которые он называет “разновидностью бесполезных войск”, более опасною, чем войска наемные, ибо “поражение их грозит государю гибелью, а победа – зависимостью”17.

Каутилья исходит из того, что царь мудр и добродетелен, однако его подданные - люди со слабостями, за ними нужен глаз да глаз, держать их надо в строгости, требовать от них честной службы и соответственно награждать. Макиавелли тоже исходит из того, что человек по природе ищет прежде всего свою выгоду и скорее повинуется из страха, чем по чувству добра и долга.

Каутильи и Макиавелли, которых разделяет более полутора тысяч лет, выглядят современниками-однодумцами. Слишком много поистине удивительных совпадений мыслей, чтобы счесть это случайностью. И если отбросить иррациональную версию о переселении душ, то напрашивается вывод: оба они принадлежат одному и тому же типу мышления, дискурсу. Убежденные государственники, они исповедуют идеал разумного государя. Обоим присущ сугубый прагматизм, эмпиризм, нацеленность на результат. Как бы мы сейчас сказали, в центре их внимания находилась технология политического процесса. Макиавеллизм и есть выражение такого подхода к политике. Что касается морали, то не абстрактные нормы и религиозные заповеди, а бытующие нравы диктовали выбор средств.

Хостинг от uCoz