Образованный класс в России состоял из бюрократии, духовенства и интеллигенции. Первые два слоя были государственническими, последний характеризовался отщепенством от государства. Термин “отщепенство” принадлежит П. Б. Струве. В отщепенстве интеллигенции, считал он, в значительной степени повинна русская монархия, которая строила свои отношения на политической покорности культурных классов.

Интеллигенция делилась на революционную и либеральную. И те, и другие исповедовали социалистический идеал. Спор шел лишь о способах и методах его достижения. Пережив революционный опыт и осознав, какую угрозу несет русской государственности революционная интеллигенция, часть либеральной интеллигенции в сборниках статей “Вехи” и “Из глубины” сделали попытку резко отмежеваться от интеллигенции вообще. Напрасно. Веховец А. С. Изгоев был совершенно прав, когда возложил ответственность за деятельность большевиков на всю русскую интеллигенцию. (См. сб. “Из глубины”. – М., 1990. – С. 152).

Жизнь жесточайшим образом раскритиковала все интеллигентские идеалы, вскрыла генеральную черту интеллигентского сознания – утопизм. Интеллигенция оказалась органически неспособной к государственной работе. Историческая ответственность за провал Временного правительства всецело лежит на либеральной интеллигенции. Кстати, провал Центральной Рады также обусловлен тем, что в ней заправляла украинская либеральная интеллигенция. Кто видит в Грушевском и Винниченко выдающихся государственных деятелей, тот, мягко говоря, сильно ошибается. Наоборот, успех большевиков во многом объясняется тем, что они менее всего были подвержены болезни интелигентщины.

Опыт общения интеллигенции с властью приводит к следующим выводам. Во-первых, интеллигенции не нужно ходить во власть.Это плохо кончается и для власти, и для интеллигенции. Во-вторых, интеллигенции не следует призывать народ солидаризоваться с властью. Интеллигенция нужна народу только в качестве общественного критика власти. Оппозиционность интеллигенции к власти отнюдь не означает ее враждебности к ней. Видимо, следует различать уровень политика и уровень общественного деятеля (интеллигентский уровень). Разумеется, это относительное различие, ибо всякий политик есть, безусловно, общественный деятель, а любой общественный деятель входит в политические отношения. И все-таки в иерархии властных отношений политик стоит выше общественного деятеля. Для решения своих вопросов политик нажимает на клавищи государственных структур, то есть его интерес направлен на непосредственное использование государственной власти. Общественный деятель стремится привлечь общественное внимание к той или иной проблеме и при этом может рассчитывать только на свой личный авторитет. Народ должен видеть в интеллигенции свою совесть, а во власти – своего управляющего.

Та часть украинской интеллигенции, которая символизирует себя знаком “национал-демократизм”, самым убедительным образом продемонстрировала свою генетическую связь с дореволюционной российской интеллигенцией. По украинскому Гоголю – это хлестаковщина; по русскому Достоевскому – это: “увизжались, проврались и носы повесили”. Переживают стадию “носы повесили”. Как и русские либералы в период революции 1905 – 1907 гг., неприятно для себя обнаружили, что народ вовсе не считает их своими вождями и не идет за ними. Обвинили в этом… народ, который якобы лишен национального самосознания и не желает национально пробуждаться. Народ как жертва-виновник. Типичное народничество: петь дифирамбы идеальному народу (национальной идее) и клеймить народ реальный.

Вторая волна отрезвления после “перестроечной”. “Перестройка” дискредитировала либеральную идею, семь лет украинской государственности – националистическую. Поиск национальной идеи в эпоху коррупции – возможен ли успех?

Украинская национал-демократическая интеллигенция приняла активное участие в “державостроении” и вместе с властью делит ответственность перед народом за результаты этого домостроя. Ее основной грех состоит в том, что она фактически устранилась от своего дела – создание инфраструктуры гражданского общества, которое могло бы стать заслоном от поползновений государства решать свои проблемы за счет народа. Млея перед идеей государственности, она не хотела замечать конкретную физиономию конкретного режима. Хоть и с оговорками, но в общем и целом она до последнего времени поддерживала существующий режим, но накануне нового передела власти вдруг выставила ему обвинение в том, что он ведет войну с народом и интеллигенцией (см. статью Е. А. Акимовича “Интеллигенция и власть” в газ. “Веч. Одесса, 29 апр. 1999 г.). Е. А.Акимович считает, что “Украине нужна интеллигентная власть, которая будет сочувствовать народу” и предложил создать предвыборный блок интеллигенции с народом. Интеллигентная власть – это самый настоящий солженицынский тигроголубь. Что касается идеи блока, то она явно ассоциируется с еще незабытым лозунгом: народ и партия едины. Неизбывный утопизм интеллигентского сознания!

Судьба интеллигенции напрямую зависит от судеб демократии в Украине. Поскольку интеллигенция родилась из политической несвободы, демократия угрожает ее существованию. Так что в определенном смысле интеллигенция является собственным могильщиком. В нормальном обществе политикой занимаются профессионалы. Может быть в этом сокрыта тайна того, что интеллигенция до сих пор делала свое дело хуже, чем власть свое.