УДК  37.017.92:378.4(477.74 – 21):316.346.36

 

Г. П. Гребенник

 

УНИВЕРСИТЕТ КАК ФОРМА ДУХОВНОГО СОДРУЖЕСТВА

ПОКОЛЕНИЙ

 

Аннотация

 

Статья посвящена советским поколениям преподавателей Одесского университета, которые продолжали традиции своей альма-матер, сохраняя преемственность порой в очень сложной политической обстановке. В центре внимания - биографии, судьбы людей, память о которых делает живой традицию духовного содружества поколений. Эти примеры дают некоторое представление о том, какая духовная работа осуществлялась в стенах Одесского университета, какой сплав интеллекта и интеллигентности ковался, какой человеческий капитал накапливался от поколения к поколению на протяжении всей его истории.

 

Ключевые слова: поколение, шестьдесятники, традиция, научная  школа.

 

 

    Когда идет речь о серьезном юбилее, то пафос бывает уместен.  Нашему Одесскому национальному университету имени И.И. Мечникова ¾ полтора века, и это как раз тот случай.  

     
     В моей книге «Портрет интеллигента в Одесском интерьере» (2010), есть такие строки: «Благословен город, имеющий свой Университет! Он сразу становится Городом. Некоторые наивно полагают, что в городе может быть два, три и больше университетов. Это не так. Университет в Городе может быть только один. И он у нас, к счастью, есть…» [1,  c. 34].
 
     В средние века университеты получили неформальное название «Альма-матер». Дословно с латыни переводится «кормящая благодетельная мать». Это словосочетание применялось прежде всего в отношении Девы Марии, Матери Божией. Следовательно, роль университета в жизни человека подобна роли Матери Божией в земной жизни Христа.
     Университеты подготовили Возрождение и Просвещение. Без этих «проектов» невозможно представить современную европейскую цивилизацию. Есть генеральная оппозиция – свет и тьма, знание и невежество. Университет – это искусственное солнце, под лучами которого невежество и связанное с ним рабство отступают. Значит, университет находится в авангарде борьбы за свободу.
     Еще одна известная с античных времен оппозиция – это оппозиция космоса и хаоса. Космос – это упорядоченная, рационализированная структура, дружественная человеку, тогда как хаос  враждебен ему, стремится поглотить культуру, внутри которой осуществляет свое бытие человек. Университет есть фортпост культуры, мощная крепость  в борьбе с хаосом.
    Последний фильм Алексея Германа-старшего «Трудно быть богом» по одноименной фантастической повести братьев Стругацких начинается с авторского пояснения: «В Арканаре реакция началась с разгрома университета. А так как университет - это особый образ мысли, то  охота шла за образом мысли, за умниками, книгочеями, талантливыми ремесленниками». Так оно и есть: университет – это место, где разводятся умники, культивируются разные образы мыслей.  Умников намного сложнее дурить, если вообще возможно.

    Свою очередную книгу «Записки университетского человека» (2014), специально приуроченную к юбилею альма-матер, ваш покорный слуга предварил следующими словами: «Посвящаю своим учителям, предназначаю своим ученикам. Автор». В этой краткой формуле заложена идея эстафеты. Если связь трех поколений жива, то мы имеем дело с традицией, со школой. Возможно, для школы нужно четвертое поколение. Шаг поколения – 15 лет. 150 лет – это 10 поколений. Наша история, как известно, сопровождалась эпохальными разрывами, но благодаря живой связи университетских поколений удавалось сохранять преемственность. Позвольте еще раз прибегнуть к самоцитированию. В предисловии «Записок…» есть такие слова: «"и среди них следующие строки: ка"ирования. УЖЕСТВАУниверситет мы воспринимаем не просто как учреждение, организационную форму связи науки и образования, а как духовное содружество поколений людей, передающих друг другу эстафету знаний и опыта, людей, окрыленных благородной мечтой заглянуть за горизонт, испытавших благоговейный трепет от рождения новой мысли, новой идеи, новой конструкции» [2, с. 7]. От этих слов  хотелось бы оттолкнуться  в дальнейшем повествовании.

1.

    Когда я работал над книгой о философе Т.А. Тарасенко, то естественно захотел узнать о ее учителях. И вот тогда я впервые услышал от подруги Тамары Андреевны это имя – Самуил Яковлевич Коган.Спросил о нем у профессора Э. А. Гансовой. «О,  это был наш Кант, - ответила Эмма Августовна. Милейшая Эмма Августовна склонна к преувеличениям и неумеренным восторгам, и все же согласитесь: сравнение кого-либо с Кантом, даже если есть в этом значительная толика преувеличения, уже достаточное основание узнать о нем побольше. Я стал распрашивать людей, которые знали С.Я., познакомился с его дочерью, обратился в архив университета.

     С. Я. Коган (1902-1977) родился в Тирасполе, детство и юность провел в Ананьеве. Его семья очень бедствовала. Состоятельные родственники дали денег на обучение проявившего способности мальчика.  Ананьевскую гимназию он закончил с золотой медалью. Это была гуманитарная гимназия. Оттуда он вышел свободно владея немецким языком, хорошо знал французский и, конечно, классические — старогреческий и латынь. Специально обращаю внимание на уровень подготовки в российской дореволюционной гимназии даже в такой провинции как Ананьев. После окончания юридического факультета одесского Института на­родного хозяйства в 1929 году С.Я. Коган одно время работал в пединституте на факультете, где преподавание велось толь­ко на немецком языке.

В начале 30-х годов он заведовал кафедрой красной профессуры в медицинском институте. В 1932-м два сотрудника кафедры обвинили его в симпатиях к троцкизму. Как было принято в те времена, он подвергся «коллективной проработке». В ре­зультате – увольнение с работы, хорошо хоть не посадили. Он стал безработным, потом пристроился преподавать... математику на каких-то курсах. Перед войной ректор Одесского университета Николай Афанасьевич Савчук дал «добро» на его поступление в аспирантуру университета к знаменитому профессору-филологу Борису Васильевичу Варнеке. Заканчивать аспирантуру пришлось уже в туркменском городке Байрам-Али, в котором до августа 1944 года был расквартирован эвакуированный из Одессы  университет. Там же состоялась защита диссертации на тему «Теория языка                  В. Гумбольдта». Диплом о присвоении С. Я. Когану ученой степени кандидата филологических наук датирован 7 августа 1943 года. И в этом же месяце он был назначен на должность доцента кафедры философии. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что языкознание в нашем веке бурно развивалось именно на  стыке  с  философией.   Кстати, в Байрам-Али Коган познакомился с эмигранткой из Англии, которая давала ему уроки английского, а он учил ее фило­софии. Знание английского он довел до уровня, когда мог чи­тать и слушать радио.

    

      Легендарный декан исторического факультета З.В. Першина рассказывала, что она поступила учиться на исторический факультет университета в 1944 году, сразу после освобождения Одессы от немцев и румын. Тогда на истфаке подобралась прекрасная профессура: Добролюбский (декан), Розенталь (средние века), Готлиб-Готалов (кафедра древнего мира). Учеником Готалова был П. О. Карышковский. Они стремились поддерживать уровень факультета и поэтому держались за Самуила Яковлевича, а тот держался за истфак. Он читал на факультете диалектический и исторический материализм, историю философии, а также вел курс философии для аспирантов. З.В. написала под его руководством дипломную работу на тему «Герцен и славянский вопрос». В дальнейшем герценоведение стало темой ее научных штудий [1, с. 18].

      Коньком Когана был курс истории филосо­фии, который он читал на истфаке. К лекциям Самуил Яковлевич готовился каждый день и очень тщательно. Это было просто необходимо для того, чтобы суметь передать накопленный багаж энциклопедических знаний. Именно логичность, структурную четкость, ясность и последовательность изложения материала отмечали все, кто слушал его лекции. Он много по памяти цитировал первоисточники. Стоял за кафедрой, закрыв глаза и, уйдя весь в себя,  припоминал тексты.

    Чтобы читать так курс истории философии, как читал он, мало одного та­ланта. По воспоминаниям его дочери  Е. С. Павловой, когда бы она не проснулась ночью, она видела в маленькой комнатке согбенную фигуру отца над письменным столом. У него от рождения был астигматизм, с возрастом развилась сильная близорукость. Кроме того, природа наградила его еще одной болезнью глаз, вызывавшей дрожание зрачков. Он читал, практически касаясь очками страницы книги. После его смерти осталась колоссальная библиотека. Всюду на страницах книг рассыпаны его пометы. Платона, Аристотеля, Декарта, Канта, Гегеля, других философов он читал в подлиннике. Философию изучал по первоисточникам [1, с. 16].

Вот так: человек, не имея базового философского образования, десятилетиями каторжного труда сотворил из себя философа-профессионала высочайшего класса. В 50-60-е годы               С. Я. Коган являлся одним из сильнейших историков философии в стране. Собственно, такую оценку ему дал заведующий отделом истории философии ведущего философского журнала страны “Вопросы философии”, куда зашла Е. С. Павлова, чтобы передать статью отца.

    

    С.Я. Коган относился к плеяде преподавателей университета, уцелевших от репрессий 30-40-х годов. Бросается в глаза общность судеб многих преподавателей университета той эпохи. Это была какая-то мясорубка. В 30-е годы их жестоко били за то, за что их нещадно била судьба в 20-е. Их вина в сущности была в том, что, несмотря на все превратности того бурного, революционного времени, они ухитрились выжить.

 

     После войны, с 1946 года, пару лет С.Я. Коган заведовал кафедрой, а затем был переведен на должность рядового доцента кафедры философии. Дело в том, что в 1948-м  начинаются  новые репрессивные   кампании  сталинщины. Фигура С. Я. Когана была слишком уязвима для зубодробительной критики тех времен. На нем было клеймо троцкиста. Его легко можно было обвинить еще и в космополитизме, ведь он читал лекции об «иностранцах» – Платоне, Спинозе, Канте... Думается, университетское руководство сочло за благо «спрятать» его подобру-поздорову от глаз рыскающих в поисках добычи идеологических волков. А может сами себя подстраховали. Из Киева  присылали заведовать кафедрой «варягов» - сначала доцента И.И. Подгрушного, потом профессора Н. Э. Овандера. Но Коган, по свидетельству еще одной легенды университета, его многолетнего парторга Л.Х. Калустьяна, как лектор был сильнее их и авторитетнее [1, c. 19].

Это ложь, что временем можно оправдать любые неблаговидные поступки. Как время делает людей, так и люди делают время. А какова роль старого учителя философии Когана в этом процессе?

Через все катаклизмы своего бурного времени он, с виду убогий как Гомер, нес огонь человеческой мысли, хранил и распространял в нашем отечестве культуру философствования. И выполнил свою миссию. Он передал эстафету Заире Валентиновне Першиной, Ирине Марковне Поповой, Ирине Яковлевне Матковской, Эмме Августовне Гансовой, Тамаре Андреевне Тарасенко, и многим, многим другим. От него «по наследству» перешла к ним любовь к мыслительной культуре человечества.

 

2.

 

    С. Я. Коган относился к поколению Революции, он был участником гражданской войны. Центр этого поколения приходится ровно на 1917 год. Это же поколение выиграло войну. Это -«поколение победителей». Когда в 1964 году из Иваново был приглашен на заведование кафедрой философии университета молодой без пяти минут доктор Авенир Иванович Уёмов, возникло ощущение их взаимного отторжения, настолько разные стили они демонстрировали. Стиль Самуила Яковлеви­ча приближался к классическому: четкое распределение ролей между учителем и учеником, нужно было знать материал, разбираться в нюансах, пра­вильно их интерпретировать, то есть строго воспроизводить философский процесс, как он исторически складывался. Уёмов был не таков. Его стиль можно на­звать свободным. Он учил философствовать на любом материале. Берите любую, хоть бытовую, проблему и развивайте творческое мышление, философствуйте из себя. В манере Когана акцент делался на знание, в манере Уёмова –  в первую очередь на творчество. Уёмов ценил экспромты. Он и сам мог блеснуть на лекции неожиданной находкой. Например, когда ему надо было показать од­нокачественность вещей, занимающих разное место в пространстве, он залез в карман, достал две двухкопеечные монеты одного и то­го же года и спросил: «Эта одна вещь или разные вещи?». Вот это его стиль.

А. И. Уёмов (1928-2012) был ярким представителей следующего поколения советских людей, поколения «шестидесятников». Для него не было авторитетов; его первой реакцией на любую формулировку, кому бы она не принадлежала, было декартово сомнение. Как вспоминала      И.М. Попова, эта свободная манера вызывала  легкий  шок.

      Было очевидно стремление Уёмова сломать пе­регородку между философией и жизнью. Его заряженность ро­мантикой научного поиска не могла не увлечь молодежь. По его инициативе заработало студенческое Философское общество. В огромной Большой физической аудитории собиралось до четырехсот человек. Общество достаточно быстро обрело городскую известность.

  Под­черкивая демократизм, он ста­рался перед началом заседания обойти всех участников и лично со всеми поздороваться за руку. Уемов старался внести в серьезные дискуссии юмор, элементы игры, театральности. Авенир Иванович рассказывал мне: «Мы на первом заседании сделали так. Когда все расселись в Большой физической, я говорю: «Кто будет председатель? А да­вайте синтезируем его!» По моей просьбе химики устроили дымо­вую завесу. Когда дым рассеялся, все увидели, что за столом сидит Володя Костюк. Значит, успешно «синтезировался» [1, с. 38]. Впоследствии В.Н. Костюк стал самым молодым доктором философских наук в СССР, одним из ведущих логиков страны. В годы «перестройки» он защитил еще и докторскую по экономике.

      На одном из заседаний общества сам Уёмов выступал в роли Фалеса: «Я – Фалес. Я пришел в ваш город из Милета. Я учу, что все сущее состоит из во­ды. И я вам сейчас это докажу». Берет мокрую тряпку, выжимает, из нее течет вода. Говорит: «Вот я сейчас вас выжму, и из вас вода потечет» [1, с. 39]. И все в том же духе. Публика начинает кричать, что это не так. Завязывается дискуссия. На другом заседании с аудиторией устами аспиранта Олега Погорелова говорил сам божественный Платон. Впоследствии доцент О.Ф. Погорелов стал заведующим кафедрой философии гуманитарных факультетов. Памятно и заседание, на котором студенты стали свидетелями диалога Аристотеля и Будды.

При Уёмове атмосфера на кафедре была веселая, творческая, заседания кафед­ры необычные. Например, одно из них проходило в Бота­ническом саду и  длилось двое суток. Аспирантов на кафед­ре была тьма тьмущая. Постоянно об­суждались их работы, шли за­щиты, и все это неформально, нелицеприятно, порой даже жестко.

К вопросу о демократичности молодого профессора Уёмова. Его аспиранты жили в общежитии на Довженко, рядом с его домом. По утрам он шёл к морю, заходил к ним, поднимал их сонных с постели, и они бежали к морю. По дороге он начинал их гонять по вопросам кандидатского экзамена. Плывут на волнорез, он и в воде ведёт пристрастный допрос. Стоят на волнорезе, он и здесь спрашивает. Шпаргалки нет — не отвертишься. И когда он ре­шал, что все более или менее готовы, то объявлял дату официальной сдачи экзамена. У Уёмова «тройку» получить –  все рав­но, что в другом вузе «пятёр­ку». А он говорил: «Тройка -  это нехорошо, надо пере­сдать». И по следующему кругу.

    Уёмов стал аккумулировать кадры прак­тически со всего бывшего Со­юза. Ему нужны были специалисты разных отраслей. В результате такой кадровой политики Одесса об­рела статус динамично разви­вающегося философского центра страны.

 

3.

      Доцент Т.А. Тарасенко (1939-1992), который посвящена моя повесть, была ученицей Уемова, но к его школе не принадлежала, поскольку ее влекло другое, непозитивистское направление. Она стала раскапывать спрятанную глубоко в спецхран традицию русской религиозной философии. Ее кумирами были Н.Ф. Федоров и П. А.Флоренский. Информацию о них она собирала по крупицам. На ее счастье в Одессе в 60-70-е годы жил репатриант Н.А.Полторацкий, бывший во Франции секретарем самого Н.А. Бердяева. Дружба с Полторацким много ей дала. Его библиотека была в ее распоряжении. Кстати, Н. А. Полторацкий посещал заседания одесской Пушкинской комиссии, тесно сошелся с историками профессором Саулом Яковлевичем Боровым и доцентом Вадимом Сергеевичем Алексеевым-Поповым. С Алексеевым-Поповым они вместе переводили с французского Руссо. Из Тарту к нему регулярно приезжал Ю. М. Лотман. Квартира Полторацких была что-то вроде «салона», где собирался цвет одесской интеллигенции.

    У Т.А. Тарасенко был феноменальный талант, выделявший ее из многих, – талант милосердия. Она буквально заболевала, если не могла помочь человеку, нуждавшемуся в помощи. Когда в 1987 году к Тамаре Андреевне пришли её бывшие студенты-юристы Александр Мучник и Олег Кутателадзе с идеей создания благотворительной организации, она сразу согласилась возглавить её. Организация  получила  название  «Фонд  социальной помощи имени   док­тора Ф. П. Гааза». Это была одна из первых в СССР общественных благотворительных организаций. Т.А. философствовала не только словами, но и всей своей жизнью, целостной красивой личностью, и это следует назвать искусством жизни. Ее способность к общению была такова, что любой – и бывший уголовник, и высоколобый интеллектуал, и техничка – раскрывался перед ней и испытывал потребность общения с ней в дальнейшем. Ныне заслуженный юрист Украины А.Г. Мучник сказал мне: «У неё в качестве самой вы­сокой оценки была фраза: «Вы мудры». То, что она называла мудростью, была ответственность за судьбы других. Она выделяла людей, для которых ценность другой личности была очень высока» [1, с. 145].

     В последние годы она работала в основном на юрфаке и любила этих студентов, которые были взрослее, чем на других факультетах. Они становились ее друзьями-учениками. Когда у одного из них умерла мать, он испытал глубокий шок. Два месяца не разговаривал, только мотал головой. Тогда Тамара Андреевна сделала его членом своей семьи и сама часто бывала у него дома. Фактически она отогрела его душу, вывела из сильнейшей прострации, окаменения.

     Её отношение к студентам удивляло коллег. И. М. Попова говорила мне: «Вначале Тамара меня раздражала – так много и часто она просила за студентов. Я даже подозревала, что она делает это небескорыстно, но потом убедилась в обратном. Её либерализм в оценках не был проявлением беспринципности, она просто подходила к студентам с другими критериями, нежели пятибалльная система оценок» [1, c. 121].

     В мае 1992 года ее, умирающую от рака, посетили коллеги. Купили её любимые цветы – белую сирень. Она смотрела на них безразличным взглядом. Цветы её уже не трогали. Говорила еле-еле. И вот в таком состоянии она дала большой список студентов, с которыми работала на семинарах, и сказала, что дети не виноваты, что так получилось, что экзамены нужно принять у них хорошо.

4.

    Если С. Я. Коган не нашел общего языка с «шестидесятником» А.И Уемовым, то с другим представителем этого самого мощного советского поколения ¾ И. М. Поповой он сдружился и старался ей во всем помогать. Она его поразила, когда сумела защитить себя от несправедливого обвинения, возразила всесильному главному идеологу страны М.А. Суслову, который в своем докладе на всесоюзном совещании заведующих кафедр по преодолению культа личности в преподавании назвал ее имя в качестве примера того, что преподаватели «не перестраиваются» [1, c. 26-28]. Перед ней в конце концов извинились! Он был потрясен. Дело в том, что с культом личность Сталина боролись сталинисты. И все же время изменилось. И люди тоже.

    Ирина Марковна приехала в Одессу вместе с мужем, тоже философом, в 1954 году. Они представляли в Одессе ленинградскую школу философии – оба закончили ЛГУ. Ирина Марковна подготовила кандидатскую диссертацию на тему «Психологизм как характерная черта современной американской социологии». Защита состоялась в МГУ в феврале 1961 года.

       И. М. Попова (1931 – 2008) принадлежала к советским социологам первого поколения. Это значит, что она стояла у истоков этой науки в СССР. А еще это означает, что Попова и  ее коллеги по новому поприщу – Ядов, Здравомыслов, Левада, Кон, Грушин, Андреева, Шкаратан, Заславская, Харчев – были самоучками. Молодые социологи чувствовали себя советскими учеными. «Дух ХХ съезда» поддерживал их критический настрой и одновременно романтический пафос первооткрывателей. Можно без натяжки утверждать, что советская прикладная социология родилась в цехах крупных заводов. «Дичок» прошел опыление западной теоретической социологией и далее уже развивался в своей среде, по своей внутренней логике и со своей повесткой. Практически одновременно на территории Советского Союза возникло несколько социологических школ, каждая со своим оригинальным лицом. Но, главное, свою работу они подчинили принципу: «Социология существует не для того, чтобы что-то абстрактно познавать, а чтобы помогать людям, экономическим системам, чему угодно» [3]. Когда ректор Харьковского университета В.С. Бакиров в своем докладе на Первых международных социологических чтениях памяти Наталии Паниной 10 декабря 2007 года привычно «лягнул» советскую власть, сказав о «подпольной социологии» советского периода, Ирина Марковна в своем выступлении отреагировала: «…я хотела бы сказать, возражая квалификации этого периода как времени «подпольной социологии»: мы имели гораздо больше, чем сейчас, возможностей для проведения масштабных, именно нужных и актуальных исследований» [4, с. 61] .

    Однокашник и коллега Ирины Марковны профессор В. А. Ядов назвал ее «рыцарем без страха и упрека». Когда 19 августа 1991 года в Советском Союзе установился режим ГКЧП, Ирина Марковна через газету призвала общество к ненасильственному гражданскому неповиновению самозваной власти. Я помню эти три роковых дня. Киев молчал, а маленькая хрупкая женщина – нет.

    «Не стоит село без праведника», - гласит пословица. И.М. вносила в нашу жизнь норму. Норму личной порядочности, научной этики и политической принципиальности. Она никогда не участвовала во лжи. При ней боялись делать подлости. Ныне ее нет с нами, и кому-то стало значительно легче существовать.

     Ее положение в сообществе украинских социологов было уникально. Аспирантка Ирины Марковны свидетельствовала: «Когда мы приехали с ней в Киев на мою защиту, я увидела, как люди реагируют на Ирину Марковну, на такую маленькую женщину. Большие мужи буквально вскакивали и замирали. Это было потрясающе!» [2, с. 225-226].

      И.М. Попова была одним из авторов Кодекса профессиональной этики социологов. Вместе с председателем по этике Социологической ассоциации Украины (САУ) Н.В. Паниной она видела в нем важнейший инструмент сплочения социологов как общества  посвященных. Эта посвященность должна была делать их особой корпорацией, с дисциплиной, ответственностью, ритуалом верности профессиональному долгу. После экзит-польного скандала 2004 года (в связи с выборами президента Украины) Социологическая ассоциация Украины  раскололась и фактически прекратила существовать. Трагическим результатом этого раскола была преждевременная смерть Наталии Владимировны Паниной. На VI внеочередном, можно сказать, восстановительном съезде САУ в 2007 году И.М. Попова была единогласно избрана председателем комиссии по профессиональной этике и возглавляла ее вплоть до своей смерти.

     Ирина Марковна была продолжательницей демократической, но не в либеральном, а в народническом, социалистическом смысле слова, традиции в отечественной истории  – традиции сочувственного отношения к судьбам людей из народа. В эту традицию составной частью входит и вера в решающую роль науки в социальном прогрессе. О чем говорила Ирина Марковна в своей заповедной речи «Публичность социологии» на Первых Международных социологических чтениях памяти Наталии Паниной 10 декабря 2007 года, за полгода до ухода из жизни? Власть не считается с наукой. Социология перестала играть роль важного инструмента принятия управленческих решений. Социология потеряла в обществе статус социального института, какой у нее был в советское время. Парадокс состоит в том, что масштабы социологического образования значительно расширились, а возможность проведения сколько-нибудь значимых научных исследований свелась практически к нулю.

      

5.

 

    Профессор Семен Иосифович Аппатов (1930-2003) поступил на работу в университет в 1966-м, когда ему было 36 лет, и проработал в нем ровно 33 года.  Он имел организаторский талант и умение держать цель. Начал со студенческого кружка. Каждая кафедра на истфаке имела свой кружок, но только С.И. Аппатов сумел превратить кружок в базовую структуру, в которой студенты и аспиранты не только образовывались, но и получали воспитание, проникались профессией историка-международника. Они становились «аппатовцами». Текучесть в этом кружке была заметно меньше, чем в других кружках. Упор делался не на количество, а на качество. Ядро кружка на протяжении ряда лет было более-менее постоянным. Чтобы руководить такой структурой, нужно было заниматься ею с полной самоотдачей, не жалея ни времени, ни сил. От Аппатова осталась его школа. К этой школе имеют честь принадлежать наш ректор И.Н. Коваль, наш директор В.В. Глебов, профессор М. И. Милова и др.

     Но я хотел бы обратить внимание на другой, весьма драматический узел в жизни проф. Аппатова. Последняя тема научных занятий самого С.И. Аппатова – это новое политическое мышление в международных отношениях (НПМ) Он начал ее разрабатывать в связи с горбачевской «перестройкой». Горбачев провозгласил политику «нового мышления в международных отношениях» в январе 1986 года. Его книга «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира» с развернутым обоснованием нового курса вышла в конце 1987 года. В понятие «идеалы перестройки» входили безъядерный мир и отказ от войны как способа разрешения конфликтов.

        После 1991 года позиция С.И. выглядела неуместной, как марш Мендельсона на похоронах. А он упорно продолжал доказывать, что НПМ - это философия внешней политики, которой нет и не может быть альтернативы в современном мире, а тем более в будущем. И в 1994 году на международной конференции, проходившей в Вашингтоне, и в 1996 году там же в США проф. С. И. Аппатов выступал с лекциями на тему «Новое политическое мышление». Это упорство свидетельствует о том, что доктрина «нового мышления» не была конъюнктурной для Семена Иосифовича, а отвечала его самым дорогим убеждениям. Интересно, что ученики оказались более прагматичнее своего учителя. Они не соглашались с ним и даже подтрунивали над его «наивностью». Только к концу 90-х годов, по свидетельству П.Я. Райнова, Семен Иосифович, видимо, признал, что НПМ  для всего мира не состоялось. Проблема всегда с двух сторон. Член-корреспондент АН СССР, советник М.С. Горбачева Г.Х. Шахназаров охарактеризовал эту ситуацию так: «Судя по всему, то что назвали «новым политическим мышлением в международных отношениях», было титанической попыткой уйти от разорительной и бесперспективной политики глобального противостояния. У СССР не хватило исторического времени, а у США, как всегда, ума» [6].

     Зададимся вопросом: каковы последствия отказа от НПМ? С уходом СССР не стало субъекта политики «нового мышления», возобладали национальные эгоизмы, психология победителей в «холодной войне». Вся система международного права, с таким трудом нарабатывавшаяся полвека, обвалилась вместе с конструкцией двухполюсного мира. Мир уже неоднократно наблюдал историю о том, как вино истинных ценностей перегонялось в уксус политического лицемерия, прикрывающего эгоизм и властолюбие. Вот и на этот раз история повторилась. Увы, подъем  и на этот раз оказался кратковременным. Человечество вновь не сдюжило новую высоту и свалилось вниз, к своим баранам.

    Это -  последствия для всего мира. Но и лично для С.И. Аппатова они были весьма разрушительны, поскольку он разрабатывал «новое мышление» не только как доктрину внешней политики СССР, а как универсальную научную концепцию, дающую критерии для понимания и оценки тенденций всего мирового развития.

     Как объяснить, что холодный ум, умудренный знанием истории международных отношений, поддался явному идеализму? Основные принципы и фундаментальные идеи НПМ все равно когда-нибудь станут нормой существования землян, иначе им не  выжить на этой планете. Это и было кредо профессора Аппатова. На мой взгляд, его «ошибка» стала проявлением того  высокого идеализма, которым отмечены благородные натуры. Профессор Аппатов поддался искушению «новым мышлением», поскольку, видимо, романтические идеалы «шестидесятников» отложили свою печать в самом его сердце.  Это и выдало в нем с головой интеллигентское начало с его кантианской начинкой.  

       

*   *   *

     Сегодня плоды деятельности героев моего доклада в Одесском университете очевидны: философский факультет и школа системологии А.И. Уёмова, социологический факультет и школа И.М. Поповой, факультет международных отношений и школа С.И. Аппатова.

    Я привел лишь некоторые примеры подвижничества наших учителей и старших коллег. Эти примеры дают некоторое представление о том, какая духовная работа осуществлялась в стенах Одесского университета на протяжении полуторасотни лет, какой сплав интеллекта и интеллигентности ковался, какой человеческий капитал накапливался от поколения к поколению. И сегодня я гляжу на своих учеников и думаю: практически теперь на вас лежит ответственность за распоряжение этим капиталом.

         

    Одно дело говорить прописные истины, другое – чувствовать себя звеном  в живой цепи поколений, пребывать внутри традиции, которая взывает к твоей совести: будь достоин своих учителей! не предай! Кармическое учение гласит, что всё в конце концов дает плоды – и добрые деяния, и злые: всё создает вибрации, резонирующие в душах людей, настроенных на данную волну вибрации. Поэтому уже сейчас есть смысл думать о вибрациях, которые порождены нашей собственной жизнедеятельностью в родном университете.

 

Список использованных источников и литературы

 

1. Гребенник Г.П. Портрет интеллигента в одесском интерьере. Повесть о Тамаре Андреевне Тарасенко и не только о ней. – Одесса: Фенікс, 2010. – 176 с. + 12 с. кол. ил.

2. Гребенник Г.П. Записки университетского человека. – Одесса: Печатный дом, 2014. – 368 с.

3. Как развивалась социология в СССР. Беседа с социологом Овсеем Шкаратаном, 2009 // URL:http://www.polit.ru/article/2009/07/29/shkaratan/print/

4. Попова И.М. Публичность социологии (Доклад на I Международных социологических чтениях памяти Наталии Паниной, 10 дек. 2007 г., Киев // Ирина Марковна Попова: Memoria / сост.: М.Б. Кунявский, Е.В. Лисенко, О.Р. Лычковская. - Одесса: Астропринт, 2011. – 640 с.

5. Шахназаров Г. Х. С вождями и без них. – М.: Вагриус, 2001 // URL: http://modernlib.ru/books/shahnazarov_georgiy/s_vozhdyami_i_bez_nih/