УДК 32.001.1:141.112 Г.П. Гребенник
ЗАГАДКА МАКИАВЕЛЛИ
«Я всегда считал Макиавеллиеву книгу об образе
государственного правления одной из самых
опасных среди всех вышедших до настоящего
времени сочинений».
Фридрих Великий
В этом году исполняется ровно 500 лет маленькому трактату «Государь» флорентийца Никколо Макиавелли (1469 – 1527). Это – большое событие. За полтысячи лет сия книжица не устарела, но приобрела великую историю. Кардинал де Ришелье и прусский король Фридрих Второй, Наполеон и Бисмарк, Ленин и Сталин, Гитлер и Муссолини, Рузвельт и Черчилль – все отдали дань «старине Нику» (псевдоним Сатаны в английской традиции), а этому «старине», когда он написал «Государя», было от роду 44 года. Наполеон пенял Макиавелли за то, что тот «разболтал» толпе секреты власти и рецепты ее кухни. Точно так же Александр Македонский сердился на своего учителя Аристотеля, который в трактате «Политика» придал гласности секретные знания о способах управления. Тезис Макиавелли о том, что в политике Добро и Зло часто меняются местами и «переодеваются» друг в друга, глубоко зацепил Шекспира, чье драматическое творчество можно назвать думой о власти, а также получил отражение в работах Маркса и Ницше. И сегодня Макиавелли часто упоминают, обильно цитируют и продолжают спорить о его личности, в чем легко убедиться, заглянув в Интернет. Макиавелли напоминает комету с большущим хвостом. Чем больше она летает, тем больше исторических сюжетов захватывает в свой хвост.
И «Государь», и ее автор имеют многовековую репутацию будь здоров! «Оправдание аморальной политики»… «все средства хороши»… «мораль и политика несовместимы»… «наставник тиранов»… «кровожадный Макиавель»…«слуга дьявола», и т.п. Когда много лет назад я впервые прочитал «Государя», то испытал настоящее разочарование. Где обещанные ужас, шок и потрясение? Что такого написал Макиавелли, чтобы ужаснуться человеку ХХ столетия – века, который продемонстрировал широкий спектр «возможностей» – от геноцида в мировых войнах до экспериментов по скрещиванию человека с обезьяной и собакой? И тогда я задался вопросом: «В чем дело? В чем эффект необъяснимого впечатления от чтения «Государя»? Иначе говоря, в чем загадка Макиавелли?
Макиавелли часто представляют абсолютным циником. Отчасти это правда: он любил бравировать своим цинизмом. И все же с этим можно спорить. Мог ли циник и гнусь написать такое:
«…пусть после стольких лет ожидания Италия увидит наконец своего избавителя. Не могу выразить словами, с какой любовью приняли бы его жители, пострадавшие от иноземных вторжений, с какой жаждой мщения, с какой неколебимой верой, с какими слезами! Какие двери закрылись бы перед ним? Кто отказал бы ему в повиновении? Чья зависть преградила бы ему путь? Какой итальянец не воздал бы ему почестей? Каждый ощущает, как смердит господство варваров. Так пусть же ваш славный дом примет на себя этот долг с тем мужеством и той надеждой, с какой вершатся правые дела, дабы под сенью его знамени возвеличилось наше отечество и под его водительством сбылось сказанное Петраркой:
Доблесть ополчится на неистовство,
И краток будет бой,
Ибо не умерла еще доблесть
В итальянском сердце.
Да нет, в груди Макиавелли билось сердце патриота, которое обливалось кровью от мысли, что землю Италии разодрали на куски эгоистичные правители и топчут иностранные завоеватели. Вот почему итальянские исследователи от Де Санктиса до Антония Грамши не только не бросают камни в его огород, но возвеличивают его как глубокого политического мыслителя и рыцаря без страха и упрека.
Откуда «растут ноги» у обвинения Макиавелли в проповеди безнравственной политики? Я проанализировал его тексты и нашел то место, которое, как кажется, прямо ложится в тему. Речь идет о письме Макиавелли к своему другу Луиджи Гвиччардини от 8 декабря 1509 года. В нем Макиавелли рассуждает о причинах успеха таких разных полководцев, как Ганнибал и Сципион Африканский:
«…я вижу, что в делах важнее исход, которым они завершаются, а не средства, кои для этого используются. (Всякий руководствуется своею прихотью.) Ведь одного и того же добиваются разными способами, и различные действия ведут к одной цели; если я еще мог в этом сомневаться, то поступки нынешнего папы и их последствия убедили меня окончательно. Ганнибал и Сципион, оба выдающиеся военачальники, одержали бесчисленные победы: один из них, будучи в Италии, поддерживал единство в войсках жестокостью, коварством и неблагочестием, при этом он настолько привлек к себе народы, что они восстали против римлян. Другой добился от народа того же самого постоянством, милосердием и благочестием.
<…> Новому правителю стоит основать свою репутацию на жестокости, коварстве и безверии в той провинции, где человечность, доверие и благочестие давно в избытке. Точно так же там, где некоторое время правили жестокость, коварство и безверие, пригодны человечность, доверие и религия, ибо как горечь возмущает вкус, а сладости приедаются, так людям наскучивает добро, а зло причиняет страдания. Вот в чем причины, наряду с прочими, почему Италия простерлась перед Ганнибалом, а Испания — перед Сципионом; время и обстоятельства оказались благоприятными для образа действий каждого из них».
Как может убедиться каждый, здесь нет апологии жестокости и аморальности, речь идет о целесообразности. Дело в том, что Макиавелли не отвергает мораль как таковую, но на примерах показывает, что личная мораль, которую проповедует христианство, не годится в делах государственных. В политике действует своя особенная, политическая мораль, суть которой сводится к тому, что все, что полезно государству, укрепляет его, морально оправдано. А полезна государству рациональная, эффективная, оптимальная политика. Не могут разум и мораль противоречить друг другу – такова по сути просвещенческая установка Макиавелли. Разум требует от правителя проявлять осторожность, благоразумие, проявлять заботу о безопасности государства, не рисковать по возможности, ведь ценой неоправданного решения могут быть жизни тысяч вверенных ему людей. Такова примерно позиция Макиавелли, вытекающая из логики его рассуждений. Вообще говоря, нет резона идти против морального идеала, чинить насилие или любое другое зло. Если ситуация позволяет применить более гуманные, более нравственные средства, то это и будет оптимальный выбор, ибо, как указывает Макиавелли, великодушие и добросердечие государя может рассматриваться как проявление его силы, что завоюет на его сторону свой или, смотря по ситуации, чужой народ. Но исторический опыт также свидетельствует о том, что власть – это законная возможность быть жестоким. Страх, считает Макиавелли, оказывается более сильным и долговременным аргументом в руках власти, чем народная любовь. Увы, так устроен человек. Великие потому и великие, что ставят перед собой исторические цели и упорно добиваются их с использованием всего спектра отпущенных им средств. Кажется, узнаваемая формула макиавеллизма: цель оправдывает средства. Но средства не оправдывают цель. Вот в чем дело! Подлинно мудрые правители умели так обращаться с властью, так оптимизировать цели и средства, что затраты были наименьшими из возможных.
Да нет же, – возразят мне, - война была любимым развлечением древних и средневековых государей, им в голову не приходило беречь людей. Но экономика войны была всегда. Войску надо платить. За гибель наемника – плата особая. Так зачем же платить больше?
Несомненно, Макиавелли вольно или невольно (скорее второе) зацепил больной нерв западной христианской цивилизации, «поджег роковой фитиль», по выражению Исайи Бёрлина, своей постановкой вопроса о плюрализме моралей, конкуренции ценностей. Для ситуации позднего средневековья, когда царило убеждение, что христианская религия является абсолютным и единственным источником духовных ценностей, проповедь Макиавелли государственнической морали античного мира делала его преступником в глазах Ватикана. Сходство позиций Макиавелли и Ницше (последний вызывающе назвал себя «антихристом») убеждает, что церковь должна была постараться организовать Макиавелли репутацию врага человечества. Так оно и было.
Однако это неполный ответ на загадку Макиавелли, ведь авторитет церкви сегодня не таков, чтобы подчинить себе общественное мнение, а оно по-прежнему против Макиавелли.
В известной пьесе-сказке Евгения Шварца тень отделилась от своего хозяина, кстати, Ученого, и стала Тенью. Более того, она попыталась сделать Ученого своей тенью. В том мире, где правят тени, все наоборот: добро становится злом, любовь используется для обретения власти. Люди покоряются теням, и те вырастают.
Мой ответ на загадку Макиавелли таков: ни «демоническая» личность Макиавелли, ни теоретический макиавеллизм (идеология оправдания «чистой политики», «политики силы», культа государства), ни практическая политика макиавеллистов не имеют прямого отношения к «загадке Макиавелли» и, следовательно, не могут претендовать на ее разгадку. Ужас и шок от текста «Государя» могут испытывать только те, кто находятся во власти черного мифа о Макиавелли, отделившейся от него Тени. Тень – это макиавеллизм, отделившийся от Макиавелли и эксплуатирующий его личность. Тень бродит рядом с Хозяином и дискредитирует его.
В сказке Тень самостоятельно просуществовала недолго, в жизни Тень Макиавелли оказалась чрезвычайно живучей. Это находит свое объяснение, во-первых, в том, что этот миф очень правдоподобно отражает мир политического, и, во-вторых, он стал удобной, универсальной формой для выражения политических конфликтов и идеологической критики своих политических оппонентов в разных эпохах и обстоятельствах. Можно с уверенностью утверждать, что это один из самых удачных политических мифов. Своей небывалой устойчивостью он обязан тем, что находится в постоянном развитии, обрастая новыми подробностями из идеологической жизни людей, партий, народов и государств.
Исторический облик Макиавелли до сих пор не разгадан и не уловим, потому что, извините за каламбур, никто его не ловит. Современный теоретический макиавеллизм интересуется не текстом, а контекстом «Государя», находя в нем методологические зацепки для инструментального анализа современного политического процесса.
Иллюстрируя эту мысль, следует сказать, что люди, входящие в политический класс, активно пользуют науку Макиавелли, но при этом внешне отрекаются от него. Афоризмы в макиавеллевском духе вроде: «Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду?» (У. Форстер) неприятно поражают всякого искренне верящего в свободу слова и другие ценности демократии. Но особенно разоблачительна для современных «слуг народа» правда о том, что люди идут в политику ради власти. Действующий политик из кожи вон лезет, чтобы доказать свою приверженность общественному благу и тем самым отвести от себя обвинение в страшном грехе властолюбия.
На современном политическом рынке больше всего ценятся такие добродетели, как «добропорядочность», «неподкупность», «принципиальность», «верность принципам», «правдивость». Чтобы «соответствовать», политики становятся клиентами другого рынка – политтехнологического, который функционирует по правилам политического менеджмента, а его «отцом» признают того же Макиавелли. Одно из правил хорошо передано в афоризме Ежи Леца: «Творите о себе мифы. Боги начинали только так». Поэтому следует признать, как ни печально для романтических натур, что Макиавелли нужен современному политическому сообществу во всех своих ипостасях – и как наставник, и как жупел. Макиавелли и его Тень – партнеры.
Геннадий Гребенник,
профессор Одесского национального
университета имени И.И. Мечникова
Опубликована в газете гильдии собственных корреспондентов
в Одессе «Окна» № 6 (407) за 31 марта 2013 года.