УДК 321.01

ББК 660

         Г79

 

 

 

 

    Под «крышей» этого сборника помещены статьи и тексты выступлений, написанные в основном (за исключением первых двух статей) за три с небольшим года – с 2007 по март 2011. Ряд материалов публикуется впервые или же дается не в том формате, в каком они были напечатаны ранее, а в первоначальной авторской редакции, что в целом усиливает новизну сборника.

    Две взаимосвязанные темы объединяют статьи этого сборника. Первая – это тема мифа и мифотворчества в современной политике, вторая – это политика исторической памяти, которую проводит государство в своих интересах. Политика насквозь пропитана элементами мифа. Но следует иметь в виду, что мифодоминантное мышление изначально принадлежит роду, родовому сознанию, тогда как политика наиболее адекватно выражает и обслуживает национальные интересы. Поэтому истинный, аутентичный миф был рожден древностью и в древности остался. В средневековье он уже (наряду с философией) обслуживал религию. Современный же политический миф очень технологичен и является порождением других, более существенных для современности причин с целью использования магических, суггестивных свойств мифомышления.

    Автор тяготеет к жанру научной публицистики. Это значит, что он пытался давать собственную интерпретацию событиям, в которые мы, дети эпохи распада, оказались вовлечены бурным водоворотом истории конца ХХ – первого десятилетия ХХI века.

    Книга предназначена как для научных работников, преподавателей и студентов, так и для широкого круга сознательных читателей.

 

 

 

Автор выражает благодарность за оказанную помощь Сергею  Кондратьеву и  

                  Веронике Кириленко.

 

 

 

 На лицевой обложке помещен коллаж под названием «Украинская Система».

 

 

 

 

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

   Жить без мифа нельзя, а пребывать исключительно в мифе – опасно.

   (Вступительная статья) …………………………………………………...    3

 

Кризис идеологической мифологии коммунизма  ……………………… 16

 

Из истории отношений украинской и русской интеллигенции  ……….  38

 

Рационализм и мифотворчество в политическом процессе 

     в Украине  ………………………………………………………………  42

 

Мифореальность против реализма в политике  …………………………  51

 

«Политика памяти»  режима В. Ющенко  ……………………………….  65

 

Слово о Мазепе и мазепинщине  ………………………………………....  83

 

   Образы Второй мировой войны в политике памяти

     Западной Европы и Украины …………………………………………. 102

 

Образы  Второй мировой войны в современной идеологической

    борьбе в Украине  ………………………………………………………. 114

 

Искусство мифа и миф искусства на службе политики.

    (Цикл статей)  …………………………………………………………… 141

 

Статья первая. Неизбывность мифологического мышления  ………… 143

 

Статья вторая. Чистая модель мифологического мышления  ………..  151

 

Статья третья. Мифотворчество в политике  …………………………  162

 

Статья четвертая. Роль искусства в политическом мифотворчестве ..  171

 

Профессор Н. М. Якупов как полномочный представитель

    Советского мифа (Ко второй годовщине смерти) …………………….  184

 

Евроинтеграционный миф Украины ……………………………………..  194

 

Примечания …………………………………………………………………  203

 

Приложения ………………………………………………………………...  216

 

ЖИТЬ  БЕЗ МИФА  НЕЛЬЗЯ, А ПРЕБЫВАТЬ

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО  В МИФЕ – ОПАСНО

(Вступительная статья)

 

         Две взаимосвязанные темы объединяют статьи этого сборника. Первая – это тема мифа и мифотворчества в современной политике. В последнее время она приобрела особую популярность в связи с манипулятивными, мистифицирующими технологиями глобальных СМИ. И все же глубоко «копают» эту проблематику лишь немногие. Смею думать, что отношусь к последним.

    Поразительно, как мало наши современники сознают ту роль, которую мифы играют в нашей индивидуальной и общественной жизни. Они предпочитают верить в миф о науке, которая якобы уничтожила почву для мифологии. На самом деле мифологическое мышление в принципе неистребимо. Миф делает человека причастным к Природе, мысль делает природу причастной к Человеку. И то и другое являются необходимыми актами, как вдох и выдох, освоения эмпирического мира. И все-таки разум и мифовосприятие неравноценны. Когда наш разум бессилен объяснить нашу глупость, неспособность к устройству разумной, справедливой и полезной жизни, наступает паралич воли. И тогда миф приходит к нам на помощь. Миф служит своеобразным костылем травмированному своим бессилием разуму. Согласитесь, ходить всю жизнь на костылях – не лучший способ передвижения. Поскольку разум не всесилен, постольку мифология всегда присутствует в нашей жизни. Если миф перевешивает разум, то мы утрачиваем нашу способность к свободе.

    Одним из немногих, кто понимал значение мифа в жизни человека, был выдающийся французский поэт и философ Поль Валери. В своем эссе «Письмо о мифах» он писал: «Поистине мы заключаем в себе столько мифов и мифы эти настолько с нами срослись, что мы вряд ли смогли бы четко выделить в нашем сознании нечто вполне им чуждое. Нельзя даже говорить о них, не впадая в мифотворчество: разве не творю я в эту минуту миф о мифе, дабы удовлетворить прихоть некоего мифа?» [1]. Действительно, в любой  истории, в любой научной теории есть мифический аспект, причем этот аспект связан с архетипической первоосновой, то есть заложен так глубоко, что познающий разум не способен распознать своего оппонента.

    В свое время мое внимание привлекла концепция архетипов (культуротипов) Протасова – Путько, изложенная ними в Интернете [2]. Эта концепция позволяет объяснить неизбывность мифа в нашей жизни, поскольку он является обязательным элементом любой конфигурации исторического сознания. Под архетипом эти любители науки понимают не коллективное бессознательное К. Юнга, а модус культуры, культуротип, стиль или слой сознания. Этих архетипов немного, и они образуют различные конфигурации сознания, определяя культурную специфику исторического времени. Б. Путько насчитывает восемь архетипов, В. Протасов – семь. Субординация архетипов внутри сознания различна. Каждая историческая эпоха характеризуется доминантным архетипом (слоем) сознания, остальные находятся под его влиянием, проникнуты его «светом» и задачами. Мы как раз существуем в политикодоминантном культуротипе. При нем последовательность субдоминантных архетипов, по мнению Путько, такова:

ПОЛИТИКА

Наука. Этика. Искусство. Здравый смысл. Миф. Право. Религия.

   

    Взаимодействие политики и ближайшей к ней науки рождает технологию. Среди различных видов технологии как способа, метода завоевания власти выделим электронную технологию манипулирования массовым сознанием. Взаимодействие политики и мифа рождает идеологию (политический миф). Еще один важный вывод из данного расположения элементов заключается в том, что в политико-центристском архетипе собственно политика и миф взаимодействуют опосредствованно, поскольку находятся не рядом: между ними располагаются наука, этика, искусство, здравый смысл (обыденное сознание). Вот почему современный политический миф является результатом, с одной стороны, политтехнологии, а с другой – творением искусства с учетом воздействия на психологию масс (обыденное сознание).

    Сама доминирующая ныне политика насквозь пропитана элементами мифа. Но следует иметь в виду, что мифодоминантное мышление изначально принадлежит роду, родовому сознанию, тогда как политика наиболее адекватно выражает и обслуживает национальные интересы. Поэтому истинный, аутентичный миф был рожден древностью и в древности остался. В средневековье он уже (наряду с философией) обслуживал религию. Современный же политический миф, как было отмечено выше, есть порождение других, более существенных для современности причин с целью использования магических, суггестивных свойств мифомышления.

    Миф как слой сознания дает целостное и образное восприятие мира, по видимости снимает все противоречия, над которыми бьется разум. Он дает ответы на все вопросы, которые кажутся неразрешимыми рациональному сознанию. Из всех слоев сознания он более других удовлетворяет обыденное («витальное» в терминологии В. М. Протасова, «массовое» – в моей) сознание (здравый смысл), ведь они находятся в непосредственном взаимодействии. Правда мифа – это правда субъективного взгляда на мир с определенной мировоззренческой позиции. Соответственно, его неправда – в отрицании сложности, многогранности мира, которую ни одна идеология не способна охватить и выразить в своих понятиях. В мифе изображение жизни сгущено до состояния символического образа. В мифе жизнь препарируется рукой «художника» таким образом, что все «лишнее», лишенное символического смысла, убрано, стерто.

    Механизм мифотворчества есть результат действия предубеждения, веры, основанной на воображении. Почему в средние века в рыцарской Европе водились драконы? Потому что люди в них верили. Вера умерла, и драконы тотчас исчезли. По той же причине древние языческие боги потеряли силу и ушли в небытие, уступив место мировым монотеистическим религиям. В  конце  ХIХ века Ф. Ницше провозгласил, кажется, парадоксальную вещь: «Бог умер!» – ведь Бог, по определению, не может умереть. На самом деле Ницше хотел сказать, что вера во всемогущего христианского Бога в Европе, в свою очередь, умерла, что равносильно смерти Самого Бога. Значит, появляется шанс человеку занять его место. Это должен быть особый человек, вернее, сверхчеловек. Гитлер  решил  примерить  на себя эту роль. Русский пророк Ф. М. Достоевский еще раньше Ницше предрек начало эпохи колоссальных злоупотреблений человечества: «Раз бога нет, то все позволено».

     К слову, один из «бесов» в романе Достоевского, Шигалев, предложил осчастливить всех людей разделением всего человечества на две неравные части. «Одна десятая получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми, которые превращаются в стадо безличных, послушных, но сытых и по-своему счастливых животных». Проблема одной десятой ныне заключается в том, что, обретя полную свободу и власть, она вследствие патологически развитого инстинкта жить за счет других не может дать желаемую сытость девяти десятым униженным и подавленным. То есть полной гарантии против бунта, бессмысленного и беспощадного, у нее нет. С тем большей настойчивостью она готова вкладывать деньги в политическое мифотворчество, в технологии манипуляции сознанием народов, в средства психологического подавления протестной активности населения и т. п. средств «управления». Так выглядит современная шигалевщина и в глобальном масштабе, и у нас в Украине. Глубокий кризис гуманизма в современном мире сигнализирует всем, кто не лишен аналитических способностей, что западная цивилизация в кичливой уверенности в превосходстве своего рационализма, кажется, в очередной раз забрела в глухой тупик. А мы слишком хорошо знаем, какой ценой мир оплачивает крах оранжерейных идеалов европейского гуманизма.

    Человек познает мир. В результате он получает информацию-энергию. Формы этой информации-энергии могут быть принципиально разные. Миф – это особая форма информации-энергии. Он имеет свою собственную логику, принципиально отличную от логики рациональной мысли. Но это не основание для того, чтобы мифологическую информацию игнорировать. Наоборот, надо понять, что с помощью этой формы человек способен «работать» с бесконечностью, притрагиваться к тем аспектам своего бытия, которые недоступны его ограниченному разуму. Если согласиться с тем, что человек есть познающий субъект, то есть информационная сущность, то надо признать, что он неплохо вооружен. И мифологизация как технология нужна ему не для того, чтобы отгородиться от непознанного и потому враждебного внешнего мира, а как раз наоборот – чтобы попытаться вступить в контакт с этим миром, понять его, пусть и в мифологической форме, и тем самым получить возможность воздействовать на него в своих интересах.

        Если верить К. Юнгу, в моем единичном сознании я ношу опыт тысяч поколений моих предков, который отпечатался (запечатлился), запаковался в архетипические образные схемы (прошел архивацию) и поместился в моем подсознании (коллективное бессознательное). Я могу активизировать (актуализировать) его наподобие того, как историк активизирует (актуализирует) прошлое, вытаскивая на белый свет из пыльных архивов документы прошлого. Подсознание – то, что создает полноту сознания. Еще есть сверхсознание. То, что недоступно рациональному языку, может быть выражено символом-образом. Образ более ёмок, чем слово, и несет в себе глубочайший смысл, который не доходит до сознания человека или улавливается им неполно. И все равно он работает, так сказать, на магическом уровне. На разных уровнях можно излагать смысл. На каждом уровне своя полнота. Все уровни дополняют друг друга.

    Из бездны подсознания слышится шепот богов. Язык архетипических образов-символов – это и есть язык богов или, если хотите, язык наших мудрых предков. Можно ли игнорировать приглашение к разговору на этом языке? Вопрос риторический. Овладев этим языком, вы получаете грозное оружие в борьбе за власть в мире, где девять десятых давно уже отказались от возможности использовать свой мыслительный аппарат по назначению, заменив его механическим потреблением, в том числе информации. Миф великолепно произрастает на почве, где царит бездумье, переходящее в безумие. Миф призван скрыть от тех, кто его разделяет, этот  факт общественного безумия, глубокого равнодушия к собственной духовной жизни ради жизни животно-материальной.

    Энергетика мифа – это темная энергия иррационального подхода к жизни, но она может обладать весьма мощной социально-психической силой воодушевления. Ф. А. Степун писал: «Большевики победили демократию потому, что в распоряжении демократии была всего только революционная программа, а у большевиков – миф о революции…» [3, с. 371]. В дальнейшей истории Советского государства рациональный дискурс марксистской теории был подменен коммунистической мифологией, построенной по религиозной кальке. В центре этой мифологии светились образы Бога-Отца Маркса и его верного Бога-Сына Ленина, а также гениального вождя Сталина, воплощающего Дух их Учения в жизнь. Вера миллионов людей в великих учителей и вождей Революции была совершенно иррационального свойства, носила культовый характер. Именно поэтому ее обрушение стало катастрофой для коммунистического движения. С того момента, когда внутри коммунистического движения зародились сомнение и  скептицизм, именно с того момента начался подрыв мифологической картины мира, представленной в коммунистической (марксистско-ленинской) идеологии.

    Великолепной демонстрацией мифологического восприятия мира является образ благородного идальго Дон Кихота Ламанчского. Начитавшись рыцарских романов и вследствие этого недопустимо глубоко погрузившись в воображаемый мир странствующих рыцарей-героев, Дон Кихот ополчился на сорок мельниц, узрев в них злобных великанов, с которыми он решил «разобраться». И хотя Санчо Панса пытался его образумить, он только пришпорил своего коня. И далее автор великого романа пишет: «Он был совершенно уверен, что это великаны, а потому, не обращая внимания на крики оруженосца и не видя, что перед ним,  хотя находился совсем близко от мельниц, громко восклицал:

   – Стойте, трусливые и подлые твари! Ведь на вас нападает только один рыцарь» [4, с. 71]. (Курсив мой. – Г. Г.).

     Подобных «подвигов» он совершил немало, за что заслужил репутацию неадекватного человека. И что же? Сам Дон Кихот дал правдоподобное (для него самого) и логическое, с точки зрения мифа, в котором он пребывал, объяснение своему очевидному для окружающих безумию. Обращаясь к Санчо Панса, он сказал:

   «– Как могло случиться, что, столько странствуя вместе со мной, ты еще не удостоверился, что все вещи странствующих рыцарей представляются ненастоящими, нелепыми, ни с чем не сообразными и что все они как бы выворочены наизнанку? Однако на самом деле это не так, на самом деле нас всюду сопровождает рой волшебников, – вот они-то и видоизменяют и подменивают их и возвращают в таком состоянии, в каком почтут за нужное, в зависимости от того, намерены они облагодетельствовать нас или же сокрушить. Вот почему то, что тебе представляется тазом для бритья, мне представляется шлемом Мамбрина, а другому – чем-нибудь еще» [4, c. 233]. Сервантес показал ту конфигурацию исторического сознания, когда здравый смысл и миф оказались в кричащем противоречии. Буржуазия с помощью оружия здравого смысла, лукавства и смеха нанесла непоправимый урон священному религиозно-мифическому сознанию. Вечными памятниками этой победы над средневековьем остались великие произведения Эразма Роттердамского, Себастьяна Бранта, Франсуа Рабле, Шарля Костера, Джованни Боккаччо, Вольтера, Шарля Монтескье, Пьера Бомарше и того же Мигеля Сервантеса.

     Во все времена и при любых формах правления и режимах власть имущие стремились творить мифы, поскольку это неотъемлемый инструмент управления сознанием людей. Эти мифы составляют ядро всех великих идеологий, их мобилизующую силу. «Горько думать, что мифы, а не здравый смысл, властвовали над тобой в течение многих десятилетий», – написал А. Н. Яковлев в своей книге «Горькая чаша» (1994), имея в виду советские идеологические мифы [5, c. 299]. Тут он лукавил: как главный идеолог КПСС на протяжении ряда лет, сам был причастен к их пропаганде. И фактически являлся автором последнего советского мифа – мифа о Перестройке – как главный ее «прораб».

    Кто контролирует информационно-медийное пространство, тот формирует потоки информации и реально обладает властью над умами и сердцами миллионов людей. Это было особенно верно в отношении такого идеократического государства, каким был Советский Союз, нацеленный на осуществление коммунистической утопии. Но это не менее верно и в отношении современного глобального мира и господствующей формы правления – демократии. В ряде статей сборника автор показывает сшибку двух планов демократии в современной Украине – реальности и мифа. В результате миф под напором конкретики фактов отступает. Власть теряет не только инструмент управления (что не столь уж важно), но и средство собственной легитимности (что важнее). Отрыв от реальности, пребывание в мифе – опасная, а для государственного деятеля просто смертельная вещь. Можешь представить себе, читатель, Дон Кихота, волшебным образом оказавшегося на высшем посту в государстве? Особо напрягаться не надо. Просто нужно вспомнить президентство В. А. Ющенко. Он показал себя украинским Дон Кихотом, жившим своими грезами, почти исключавшими трезвую, адекватную реакцию на реальные вызовы. Ему мерещились волшебные мельницы-великаны, которые на этот раз приняли форму чудовищных газораспределительных станций и газопроводов с коварным российским газом. Он любил говорить «моя нація» и обращался к ней, как Дон Кихот к Дульсинее Тобосской. Его стремление навязать свое видение истории Украины выглядело как желание подменить реальную историю ее мифическим двойником, так сказать, перезагрузить сознание своих сограждан, настроив его на волну собственного мифомышления. Впрочем, об этом ниже.

 

*    *    *

    Ряд статей этого сборника посвящен исторической политике или, по-другому, политике памяти, сознательно проводимой властями как у нас, так и на Западе. Можно ли подстригать многосложную историческую реальность под современную политическую тенденцию? Вопрос состоит в том, до какой степени неуважение к исторической правде может быть терпимо, ненаказуемо. Думается, эта игра с историей опасна, нравственно несостоятельна, входит в противоречие с научным разумом, политически вредна, закладывает мины на много лет вперед. В частности, предпринятая  в  период правления В. А. Ющенко радикальная попытка «расквитаться» с советским прошлым во имя новой идентификации независимой Украины с треском провалилась. И все же определенная политика памяти должна проводиться на государственном уровне. Речь идет о тщательном отборе памятников, памятных дат, государственных праздников и чествуемых исторических лиц, которые не вызывали бы раздражение или хотя бы ироническую усмешку у значительной части наших сограждан, как это нередко происходит сегодня.

    Все без исключения школьные учебники по истории Украины, написанные украинскими историками за двадцать лет независимости, решительно не годятся. Некоторые из них просто возмутительны. Канадский украинец Орест Субтельный оказался выше всех на голову, потому что не имел задачи кому-либо угождать. Нужны хорошие школьные учебники, написанные на языке взаимопонимания, без претензий к соседям. Научность, приверженность исторической правде, с одной стороны, и политкорректность, толерантность, понимание сложности истории – с другой, можно соединить так, чтобы, например, общие страницы истории Украины с Россией и Польшей не выглядели однобокими, обвинительными и оскорбительными. Не надо выглядеть идиотами в глазах наших коллег-историков из соседних государств, представляя свою историю в виде исторических анекдотов и побасенок. Стоит помнить слова Г. Гегеля: «Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно» [6, с. 12].  Мифы должны потесниться, давая больше места на страницах учебников фактам и взвешенным интерпретациям. Не «разогревать» историю, не переносить прошлые обиды и противоречия в современность, принося в жертву историческую перспективу, – вот задача первостепенной важности. На ненависти воспитывать патриотов нельзя. Я говорю, возможно, банальные вещи, но до сих пор они по причине политической тенденциозности не усваиваются. Хотя справедливости ради следует упомянуть, что совместные проекты по написанию учебников имеются и работа в этом направлении ведется.

    Еще раз повторю: нужны школьные учебники по истории Украины, в которых будет реализована новая философия истории Украины. Из того, что приходилось читать на эту тему в последнее время, больше всего мне импонирует концепция истории Украины, которую предложил  К. Бондаренко. Он выдвинул ряд положений, с которыми я солидарен. Укажу только на два из них в силу их принципиальности.

    Первое. В истории Украины должна быть показана история украинского национализма, но проникнутой национализмом сама история Украины быть не должна. Категорически нужно отказаться от этнического принципа написания нарратива. «История Украины должна стать синтезом историй всех народов, населяющих Украину и оставивших на территории нашего государства мощный культурный след» [7]. К. Бондаренко предлагает почитать как украинских исторических деятелей великого князя Литовского Витовта, князей Михаила Вишневецкого и Яна Собесского, удостоившихся чести возглавлять Речь Посполитую, светлейшего князя Потемкина и Хрущева. Культурными героями Украины следует считать не только Гоголя, поэму которого «Мертвые души» нужно знать назубок, но и М. Волошина, В. Короленко, А. Ахматову, Шолом-Алейхема, В. Жаботинского. «И не надо утверждать, – заявляет К. Бондаренко, – что настоящая украинская история создавалась в степи кошевыми атаманами и гетманами – это был маргинес истории. Настоящая история Украины создавалась в городах, воеводствах, княжествах» [7] .

    Второе. «Для истории Украины не должно быть “неудобных” моментов, которые некоторые историки пытаются вычеркнуть из истории или приписать действию внешних сил. И масоны, и коммунисты, и прочие якобы чуждые Украине явления на самом деле были порождением украинского социума и – следовательно – частью украинской истории» [7]. Украинская история  должна быть историей нации, а не народности, – нации как общности людей, проживающих на общей территории и объединённых совместным будущим. С таким выводом нельзя не согласиться.

*    *   *

     Это – второй за последние три года сборник, который автор  предлагает читателю. Первый под названием «Интеллигенция и политика» вышел в печати в 2009 году. Если под «крышей» первого сборника были помещены статьи, написанные за 20 лет – с 1988 по 2008 год, то второй – составили публикации в основном (за исключением первых двух статей) за три с небольшим года – с 2007 по март 2011.

    Поскольку «интеллигенция» сама по себе и для себя есть миф, постольку исследовательская логика и преемственность очевидны. Как очевидно и авторское желание представить свое многолетнее научное и публицистическое творчество в более цельном виде, закольцевав его в тематические рубрики. Это позволяет выстроить и обозреть всю совокупность идей и концепций, сквозь призму которых автор пытался давать собственную интерпретацию событиям, в которые мы, дети эпохи распада, оказались вовлечены бурным водоворотом истории конца ХХ – первого десятилетия ХХI века.

    Автор тяготеет к жанру научной публицистики. Это значит, что он реагирует на горячую актуальность, не скрывая своего критического отношения к тем событиям и тенденциям в общественно-политической жизни Украины, которые протекают на наших глазах. Думается, научная объективность заключается не в том, чтобы выглядеть нейтральным, сторонним наблюдателем (это было бы нечестно), а в том, чтобы пытаться найти объяснение современной политике в далекой и близкой истории, через призму фундаментальных проблем, которые формируют нашу политическую реальность как объективную данность в долговременной перспективе.

     Теория сознательно-намеренного поведения человека в истории построена на наивной вере во всемогущество разума и воли, на что бы они ни были направлены: на создание государства, нации или языка. Сама эта вера и есть миф, порожденный эпохой Просвещения. Миф этот в наши дни практически преодолен. Но также неверен взгляд на историческое развитие, основанный на абсолютизации иррационального компонента сознания. Якобы История есть гегелевский Абсолютный дух, который пробивает себе путь, преодолевая невежество, косность и близорукость человеческого сознания, оставляя за собой свободу. Действия индивида и социальных групп всегда опосредствованы разумом, определенным мыслительным процессом, конкретно-историческим пониманием задач и потребностей. Следовательно, своеобразное соединение подсознательного и сознательного, образного и логического, рационального и мифомышления  является ключом к объективному пониманию исторического сдвига. Судя по всему, логическое, понятийное мышление и познание через воображение есть выражение принципа двойственности, лежащего в основе бытия. Логос и мифос, рациональное и иррациональное как два плана (уровня) осмысления одного и того же бытия дополняют друг друга. Такова авторская методологическая позиция, реализованная в представленных здесь статьях по политической мифологии.

         Но не только благодаря новой организации материала (статьи, написанные в разные годы и разбросанные по разным изданиям, оказавшись в непосредственной связи, стали корреспондироваться друг с другом) сборник обретает самостоятельное значение и новизну. Ряд статей из-за их объема не вписывался в формат сборников или газетных публикаций. Поэтому пришлось прибегать к их сокращению, разбивке, давать их частями. Так, например, в сокращенной редакции была напечатана в «Вечерней Одессе» статья «Кризис идеологической мифологии коммунизма». Далее, первоначально написанная статья о политике памяти в период президентства В. А. Ющенко была разбита на две публикации – в газете гильдии собственных корреспондентов в Одессе «Окна» (№ 17, 15 сент. 2009) и в сборнике «Вісник Одеського національного університету» (2009. – Т. 14, вип. 13). Практически такая же история со статьей «Слово о Мазепе и мазепинщине», которая лишь частично «пошла в дело» в аналитической телепрограмме «Бэкграунд». В настоящем сборнике все эти статьи даны в полноформатной авторской редакции. Наконец, вступительная статья и статья о профессоре Н. М. Якупове вообще публикуются впервые.

    Сборник является научным изданием. Поэтому все статьи снабжены библиографическими списками и сносками в соответствие с современными требованиями к оформлению научно-справочного аппарата. Библиография статей помещена в конце книги. В четырех приложениях автор на материале политических плакатов показал «работу» архетипов и стереотипов, мифологических образов  в политической культуре разных стран.

 

 

 

СЛОВО  О МАЗЕПЕ  И МАЗЕПИНЩИНЕ

                                                                                       

                                                                                

                                                                                Какая странная страна,
                                                                                            …………………………….

                                                                                             Там почести воздали тем,
                                                                                                  Кто фюреру носил котомки,
                                                                                                   Там память выветрили всем
                                                                                                 Мазепы лживого потомки.

 Несин, интернетовский поэт (2006 г.)

   

 

    Наши люди никогда не были равнодушны к истории Отечества. В этом лишний раз пришлось убедиться, когда учителя, родители, ветераны стали протестовать против возмутительных учебников истории, написанных по политическому заказу и по образцу «Истории русов» – сборнику исторических анекдотов. Это сыграло свою роль, когда пришло время идти к избирательным урнам.

    С другой стороны, в последние годы мы живем в режиме беспамятства, что является одним из проявлений политической лихорадки, которая нас трясет. Еще вчера оранжевый президент Украины самолично рекламировал нам «героев нации» – Мазепу, Петлюру и Бандеру. Еще вчера нам навязывали мысль, что Великая Отечественная война была русско-германской, а Украина имела к ней лишь косвенное отношение – как жертва. Все забыто. Сегодня по стране прокатилась волна возмущения в связи с некорректным высказыванием В. В. Путина, якобы принижающим роль Украины в общей Победе. И кто возмущался больше всех? Господа из бандеровской партии «Свобода». Поразительны кульбиты актеров политического цирка! Но и это уже забыто. Так жить – без твердого нравственного и исторического чувства – просто опасно.

     Основной текст этой статьи был написан в августе 2010 года. Я уже высказался об исторической роли гетмана И. С. Мазепы – в  двух статьях в 2009 году в связи с 300-летним  юбилеем Полтавской битвы [1]. В этих публикациях я объяснял, что современный Мазепа – В. А. Ющенко не понимает (как не понимали до него другие властные мазепинцы)  того, что он воюет не с Россией, а с собственным народом, что его представление об Украине является вредной утопией, не совместимой с ее реальной государственностью. Я писал, когда В. Ющенко еще был при власти, что «мазепинец» – это диагноз полного краха.  И он подтвердился в короткое время на глазах всего мира сокрушительным, позорным поражением В. Ющенко на выборах. Третий президент Украины требовал от госаппарата торжественно отметить «славную дату Конотопского сражения», как бы упуская из вида то очевидное обстоятельство, что именно эта пиррова победа гетмана И. Выговского в союзе с татарами и поляками над московской армией в 1659 году стала началом его конца. Внутри страны началось восстание против него. Выговский быстро утратил контроль над ситуацией и был вынужден бежать в Польшу. Политика памяти не может быть такой бездумной, когда аналогии прямо-таки напрашиваются.

    Казалось бы, сюжет исчерпан, но тема «верного Мазепы» не отпускает. И дело здесь не в самом персонаже, а в той политике памяти, которую еще недавно проводил оранжевый режим и которая довлеет над нашим народом и по сей день. Мазепинство – это явление, возникшее вследствие родовой травмы Украинского государства. И, значит, причина его заложена в самом генезисе украинской государственности. А если это так, то рассматриваемое явление будет эволюционировать в видоизмененной форме и при других политических обстоятельствах. И потом то идейно-политическое направление, которое персонифицировал бывший президент, с его уходом  просто так не рассасывается, а ищет новые возможности для реализации. Целые институты и исторические факультеты с их личным составом продолжают работать в том же русле и  по-прежнему под видом истории производят мифы, создают символы, которые призваны изменить нашу национальную идентичность, и работают на дальнейшее внутреннее разъединение Украины.

   

1. Миф о «верном Мазепе»

    Кто придумывает и культивирует мифы о Мазепе? Вопрос не так прост. Каждый раз тень Мазепы встаёт из могилы и возводится на героический пьедестал теми, кто чувствует родственность своей политической судьбы этому злосчастному персонажу украинской истории.

     Вообще говоря, феномен Мазепы заключается не в том, что он предал, – и до него малороссийские гетманы шатались между Москвой, Варшавой и Стамбулом.  С. М. Соловьев писал: «Мазепа <…> в Москве считался драгоценным исключением, чело­веком, преданным царю и царству среди непостоянных, шатающихся черкас» [2, с. 212]. Феномен Мазепы заключается в том, что он исчерпал тему преданности и дал моральное и политическое основание для проведения имперским центром политики унификации в Украине.

    «Верный Мазепа» – это миф времен царя Петра. Автором этого мифа был сам Мазепа. Историки-мазепинцы не без удовольствия подчеркивают, что царь Пётр в ознаменование заслуг перед Российским государством наградил Ивана Мазепу в феврале 1700 года вторым по счёту орденом Андрея Первозванного – высшим орденом России. Но при этом скромно умалчивают, что девиз первого российского ордена гласил: «За веру и верность». Главной заслугой Мазепы перед русским царем была его верность. И сам Мазепа в письмах царю слишком навязчиво подчеркивал свою преданность. «Верный Мазепа!» Сейчас это звучит как короткий анекдот.

    Полное доверие царя было главным политическим капиталом Мазепы. Он и сам хорошо понимал, что с его репутацией «ляхолюбца», католика и, мягко говоря, не рыцаря в бою ему не удержать гетманской булавы в казацком крае без поддержки царя. Петр игнорировал все доносы на гетмана, которые регулярно шли из Малороссии, отправляя их на «рассмотрение» самого гетмана. За счет царского админресурса Мазепа решал вопросы укрепления своего контроля над Левобережной Украиной и строил планы отнять у поляков Правобережье. Опираясь на царское доверие, он смог в течение двух десятилетий постепенно окружить себя только верными ему полковниками и генеральной старшиной. Ведь, согласно Коломацким статьям, он не мог назначить ни одного полковника без санкции Москвы. Поэтому в течение двух десятков лет он не упускал случая, чтобы предъявить доказательства своей верности клятве, данной московскому царю на Библии. После Мазепы Петр понял, и любой на месте Петра понял бы, что дело не в верности того или иного гетмана, что решение вопроса об Украине лежит вообще не в человеческом факторе, а в самой системе управления Гетманщиной. Преемники Петра довели дело до логического конца.

    Обычно верность в политике гарантируется более весомыми факторами, чем человеческий характер. Они рационально просчитываются. У Петра сложилась привычка думать, что Мазепа надежно привязан к нему, поскольку Петр понимал неустойчивое положение Мазепы в Малороссии и знал, что нужен гетману больше, чем гетман ему. В общем, это был правильный расчет. Но просчет заключался в том, что Мазепа так уже не думал. В силу авантюристичности своего характера, накопившегося недовольства и неопределенности в противоборстве Петра и Карла XII Мазепа решил поставить на последнего, как в рулетке. Это оказалась русская рулетка.

     Легендарный кошевой атаман Запорожской Сечи Иван Сирко захватил Мазепу на пути к крымскому хану. При Мазепе тогда было 17 украинцев в качестве подарка перекопскому бею от гетмана Правобережья Петра Дорошенко. Сирко держал в руках жизнь Мазепы, но поддался сладкоречивым уговорам и не казнил его. Зато Мазепа, не колеблясь, погубил  другого народного героя – вождя антипольского восстания фастовского полковника Семена Палия, доверившегося ему как полномочному представителю русского царя. Про таких, как Сирко и Палий, народ песни слагает. Про таких, как Мазепа, песен не поют. Политик-интриган и лицемер, он – не народный персонаж и тем более не народный герой. Как говорится, в сочувствии к народу замечен не был. Надо отдать ему должное: гетман хорошо изучил и знал украинский народ, как знает искусный наездник свою лошадь. «…С нашим людом, – писал он Петру Первому, –  необходимо вести себя мягко и гуманно, ибо этот непокорный, но и добрый народ разъяряется, когда его силой вынуждают к повиновению». По-моему, этот совет хорош и для современных правителей Украины.

 

2. Прирожденный макиавеллист

    Мазепа был очень скрытен, не любил оставлять после себя бумаг и, как говорят, перед смертью сжег компромат на себя. Однако психологический портрет личности Мазепы обрисовывается достаточно очевидно. Все его мысли были приземлены, отмечены печатью расчета, холодной страсти к власти и очень развитого инстинкта к самосохранению. Он был прирожденным макиавеллистом, то есть человеком по преимуществу политическим. Он продержал гетманскую булаву 21 год – больше, чем какой-либо другой украинский гетман. Это само по себе говорит о его выдающихся политических способностях. Он был «человеком ночи». Именно в ночное время он задумывал и до деталей просчитывал свои комбинации и интриги. Никто, даже из самых приближенных, точно не знал его планов. Это, с одной стороны, гарантировало его от тактического провала,  а с другой – явилось его стратегической слабостью. Он не мог рассчитывать на широкую поддержку даже в правящем слое казацкой старшины, не то чтобы  в народе, который видел в нем крепостника и верного царского пса.

    Мазепа обладал выдающимся инстинктом опасности. Как только не поносил он польскую графиню Дольскую, склонявшую его к измене. По словам Ф. Орлика, называл ее «дурной бабой», которая хочет его, гроссмейстера по интригам, обхитрить, подставить под гнев царя. И если уж он решил все-таки рискнуть, то только потому, что  оказался в ситуации, которая до конца не просчитывается. Он колебался и медлил до последнего момента, чем ввел в раздражение обоих противоборствующих властителей – и Петра и Карла.

    Мазепа был не просто политический макиавеллист, он был по структуре личности макиавеллист. Это значит, что его психологическим стержнем была установка на манипулирование людьми, использование их как средство в своих замыслах и действиях. В этом он достиг большого искусства. Всю жизнь он выкручивался, строил властную карьеру в расчете на двойную, тройную игру, в которой предательство становилось неизбежным. Он и с венценосными особами вступил в двойную игру. Они ему годились в сыновья, Карл ХII – даже во внуки. Можно удивляться, как долго Мазепе удавалось лавировать между своими и чужими, как долго он держал паузу, играя преданность русскому царю. Только сколько веревочке не виться, а конец будет. В 1708 году возникла ситуация, в которой он принял самое плохое за всю свою жизнь решение. В результате миф о «верном Мазепе» был подорван самим же Мазепой, а на его развалинах возник другой миф – о «Мазепе-втором Иуде», демоне предательства. Автором этого мифа стал явно задетый за живое царь Пётр. Не только клин клином вышибают, но и миф мифом.

 

3. Миф о «Мазепе-втором Иуде»

    Измену и вероломство Мазепы историки-мазепинцы оправдывают борьбой за «войсковые вольности» и «целость Отчизны». Никакая цель не может оправдать негодные средства. Более того, именно по средствам можно судить об истинной цели. Нельзя не согласиться с мнением выдающегося историка, который и по сей день является самым крупным «специалистом по Мазепе», Н. И. Костомарова (1817 – 1885). Свое фундаментальное исследование личности  И. Мазепы он завершил следующим выводом: «Гетман Мазепа как историческая личность не был представителем никакой национальной идеи. Это был эгоист в полном смысле этого слова. Поляк по воспитанию и приемам жизни, он перешел в Малороссию и там сделал себе карьеру, подделываясь, как мы видели, к московским властям и отнюдь не останавливаясь ни перед какими безнравственными путями. Самое верное определение этой личности будет сказать, что это была воплощенная ложь. Он лгал перед всеми, всех обманывал – и поляков, и малороссиян, и царя, и Карла, всем готов был делать зло, как только представлялась ему возможность получить себе выгоду или вывернуться из опасности. Он воспользовался существовавшим у малороссиян желанием сохранить автономию своей страны и свою национальность и обманывал старшин, будто у него план – приобресть для Украины самостоятельность» [3, с. 210].

    На самом деле «вольности казацкие» были сведены к нулю не внешним давлением стиснутой с трех сторон Гетманщины, а единокровной казацкой старшиной, которая была заинтересована в сохранении «польских вольностей» (крепостного права) и получении вдобавок привилегий российского дворянства, то есть в укреплении феодальной системы. Поэтому как только стало ясно, на чьей стороне победа, она без риска для себя кинулась к Петру вымаливать прощение, оставив своего гетмана в одиночестве. Вот что писал Дм. Дорошенко о том времени, когда Мазепа официально был низложен и проклят: «Это привело к настоящей оргии доносов: все, что было наихудшего в украинском обществе, выплыло теперь на поверхность и старалось использовать момент, чтобы  обогатиться и сделать служебную карьеру» [4, с. 152].

    Трудно поверить, но и он сам,  как ни в чем не бывало, попытался «отмотать» ситуацию назад и стал предлагать свои услуги царю взамен гарантий, что сохранит свое гетманство. Спрашивается: зачем? Зачем старику, стоящему одной ногой в могиле, власть? Выторговывал бы сохранение жизни и избавление от клейма Иуды. Но нет, профессиональный интриган и дряхлый мерзавец, он цеплялся за любую возможность сохранить свое положение и власть. Он затевает новую интригу: предлагает Петру выдать с головой короля Карла. В общем, последние дни его жизни, как они запечатлены свидетелями, только подчеркивают, что не то что дух героизма и патриотизма, но и простая порядочность и мужество не нашли пристанище в душе Мазепы.

    Совсем по-другому, чем старшина, без шкурного расчета, повел себя простой украинский народ. Он не поддался на манифесты шведского короля и обращения Мазепы. Не из страха перед репрессиями, а по своему разумению жители Левобережной Украины целыми городами слали челобитные царю Петру, в которых давали клятвенные обещания не пристать «к вору и изменнику, бывшему гетману Мазепе». Возможно, сыграло свою роль то обстоятельство, что шведы были протестантами, то есть в глазах православных – «нехристями» и «бусурманами». Но все же главным было то, что малороссийский народ знал «своего» гетмана как облупленного и не переменил к нему своей антипатии. Царь был даже удивлен такой реакции народа. Это удивление имело свою цену. После Полтавы царь с новой силой навалился на реформирование страны. Потребовались гигантские деньги. Все население Великороссии было обложено новыми налогами и разными поборами. Далее еще раз процитирую Н. И. Костомарова: «Во всем государстве запрещено было, невзирая ни на какое звание, приготовлять вино, а непременно брать из царских кабаков. То была новая тягость для народа, только малороссияне были избавлены от нее; не только в самой гетманщине, но и в великорусских краях, где они поселились, дозволялось им свободное винокурение. Пётр ласкал малороссийский народ и освобождал его от поборов, таким гнетом падавших на великороссиян. 11 марта 1710 года царь манифестом строго запретил великорусским людям оскорблять малорусов, попрекать их изменою Мазепы, угрожая в противном случае жестоким наказанием и даже смертною казнью за важные обиды; но это были только ласки до времени – и за Малороссию Пётр готовился приняться» [5].

    Всесторонне проанализировав сложившуюся в 1709 году ситуацию, Н. И. Костомаров пришел к выводу, что «истинным виновником спасения  Русской державы был малороссийский народ». «Народ инстинктивно видел, – писал историк, – что его тянут в гибель, и не пошел туда. Народ остался верен царю даже не из какой‑либо привязанности, не из благоговейного чувства к монарху, а просто оттого, что из двух зол надобно было выбирать меньшее» [3, с. 211].      

    Насколько положение Мазепы оказалось провальным можно судить хотя бы по тому, что присоединившийся к нему запорожец Кость Гордиенко провозглашал всеобщую казачину и призывал народ с обеих сторон Днепра собираться и бить старшин. Вот такой попутчик был рядом с Мазепой. Его люди вполне могли зарезать Мазепу, не охраняй его шведский караул. Они сделали бы это обязательно, если бы знали о письме Мазепы к князю Меншикову, в котором гетман настоятельно советует уничтожить Запорожскую Сечь под предлогом необходимости обезопасить южные границы и обеспечить нерушимость мирных договоров с Турцией и Крымским ханом, но сделать это руками русских солдат, так как ему самому это неудобно.

   А еще верней, чего страшился более всего Мазепа, казаки могли выкрасть и продать его русским. Царская цена за гетмана им наверняка была известна. Чтобы кое-кому из романтиков не показалось мое предположение слишком циничным и оскорбительным, предлагаю ознакомиться со статьей петербургской исследовательницы В. Ф. Куликовой о бегстве шведской армии после разгрома под Полтавой, написанной исключительно на материалах дневников и воспоминаний участников тех событий из шведского лагеря. В них есть неоднократные упоминания о казаках, сопровождавших Мазепу. О том, как вели себя казаки в период отступления шведской армии после разгрома, мы можем узнать, в частности, из дневника шведского лейтенанта Ф. Х. фон Вейе.  «Что касается казаков гетмана Мазепы, – писал он, – то я не думаю, чтобы из них за время боя погибли больше, чем трое, так как пока мы сражались, они оставались сзади, а когда пришлось бежать, то они были далеко впереди. Но они сделали нам одну услугу, а именно: показали нам путь к обозу» [цит. по: 6, с. 103].

    Мысль о том, что запорожцы трусили, нелепа. Просто им не за кого и не за что было воевать и погибать. Поэтому они благоразумно предпочитали держаться подальше от поля боя и поближе к обозу. Еще раз обращусь к цитированию В. Ф. Куликовой: «Недоверие и открытая вражда между шведами и казаками сохранялась большую часть пути. Опасения были обоснованы. После переправы остатков армии короля через Днепр (30 июня) казаки продали туркам до 400 каролинцев (то есть шведских военнослужащих. – Г. Г.), а затем, 11 июля, на стоянке под Очаковом собирались выдать русским И. Мазепу. Усмирение казаков и спасение Мазепы граф  Понятовский приписывает себе. Д. Крман отмечает, что при любом удобном случае казаки обкрадывали шведских солдат, отбирали у них вещи, а отставших от колонны иногда убивали» [6, с. 105].

    Прошло три сотни лет, и мы можем судить, кого предал Мазепа. Предал лично царя Петра Великого? Безусловно. Он ему присягал на Библии и при случае называл себя «российским гетманом». Предал Россию? Когда страна  абсолютная монархия, то монарх и его держава – это одно и то же. «Подставил» Карла Шведского. Вместо обещанных 20 тысяч сабель привёл в королевский лагерь не более двух тысяч казаков. И продовольствия с фуражом, на которое так рассчитывал король, не обеспечил. Тем самым обрек шведскую армию на голод в страшную зимнюю стужу. Шведские историки считают Мазепу злым гением короля Карла.

    Конечно, Мазепа не «тянет» на второго Иуду. Но в еще меньшей мере исторической реальности соответствует его образ «героя нации», защитника народных вольностей. Так или иначе исторический Мазепа превращен в символ, значит, миф, а миф существует вне времени, вне истории. Он служит уроком, как по мне, так нравственным: не будь мазепинцем, если тебе отпущено судьбой руководить людьми. Мазепу погубило не желание дать народу свободу, а эгоизм. Он был патологическим эгоистом и властолюбцем. В таком замутненном состоянии духа правитель в принципе не способен к мудрым решениям.

 

4. Мазепинщина как она есть

      Нынешняя суета вокруг образа Мазепы людей, которые делают из него героя и символ украинской независимости, воспринимается не иначе как их попытка побороть собственный комплекс предательства. У каждого он свой. В реальной подкладке третьего мифа о Мазепе – «национальном герое Украины» – оправдание предательства и ничего больше. Современный писатель, кстати, одессит, А. Г. Мучник пишет: «Несомненно, предательство стало сутью украинской политики и отличительным стилем поведения ее основных творцов. Можно даже утверждать, что предательство стало своеобразным пропуском на политический Олимп Украины. Посему не способный сдать экзамен на эту весьма востребованную ныне форму поведения не вправе претендовать на место под солнцем украинской политики» [7, c. 272].

    Самое гнусное существо на свете – предатель превратился в героя. Это превращение мы за последние годы могли наблюдать много раз. Например, можно вспомнить генерала КГБ Калугина. Его превратили в героя перестроечного времени и тем самым оскорбили и дискредитировали всю службу советской внешней разведки. Помнится, как позорно сдал Горбачев западным немцам Э. Хоннекера. Да разве только одного его? А кто помнит сегодня маршала Ахромеева, который покончил жизнь самоубийством, потому что ясно понял, что предают государство те, кто им руководит? «Перестройка» потому и не состоялась, погибла вместе с великим государством, что не выдержала груза предательства и отступничества.

    Предательство – сложный феномен. Бывают исторические обстоятельства, когда отказ от собственных моральных обязательств становится неизбежным. Что было делать офицерам, присягавшим на верность царю и Отечеству, когда сам царь отрекся от престола и Отечество потеряло видимую форму государства? Кто пошел к белым, кто к красным, кто решил найти себе новую родину. Некоторые не пережили ситуации невольного предательства и добровольно ушли из жизни. Мы говорим о чести и достоинстве, без которых общество разлагается, как прогнившая материя.

     Те, кто ныне изображает Мазепу борцом-романтиком за вольность украинскую, – сами-то они – романтики? Предал, лизнул, получил орденок и в «кусты» – «время было такое!» Еще раз предал, лизнул, прихватил земельку с леском и прудиком и в «кусты» – «время сейчас такое!»  Не время такое, а  ты такой – подлец-орденоносец родной земли уродец! Повторюсь: миф о Мазепе в современной Украине нужен многим для самооправдания. Это их личная проблема, которая, однако, стала острейшей проблемой  всего украинского общества, имеющей название – «качество элиты». Правду гласит восточная мудрость: из уксусного кувшина потечет только уксус.

    Пока миф о «патриоте» и «народном печальнике» гетмане Мазепе будет в чести, предательство будет висеть чугунной гирей на шее украинской государственности.

 

5. Апология  И. Мазепы в современной украинской историографии

    Апологетика – не лучший способ демифологизации исторической личности И. Мазепы. Согласен: на второго Иуду он не «тянет», но еще менее походит на героя, борца за национальное освобождение. А именно этот образ лепят современные историки, получившие заказ на создание героической истории Украины. В качестве конкретного примера разберем одну статью этого жанра. Я нашел ее в Интернете. Автор статьи – Юрий Фигурный. Статья называется на языке оригинала «Гетьман Іван Мазепа – один з визначних символів українського етнонаціонального державотворчого процесу (До 375-річчя від дня народження та 320-ліття отримання гетьманської булави)». В этой статье автор заявил о себе как историк-символист. Она построена на обильном и нередко неуместном цитировании «видатних науковців». Так, автор приводит цитату Р. Шуста о Мазепе: «Він передбачав побудову в Україні станової держави західноєвропейського зразка із збереженням традиційного козацького устрою» [8]. По-моему, легче скрестить корову с носорогом, чем выполнить поставленную цель.

    Верх  неуместности  в  апологетической   статье  о   Мазепе   цитировать  Н. И. Костомарова. Мнение Николая Ивановича о гетмане-изменнике было приведено нами выше. И он его никогда не менял. Более того, именно Костомаров в своей книге «Руина. Мазепа. Мазепинцы» (1884 г.) ввел термин «мазепинцы», которым назывались все сторонники гетмана Мазепы в борьбе против российского царя Петра І. Термин имеет устойчивое значение и используется историками до настоящего времени. В этой статье автор расширяет значение этого термина, перенося его и на современных политиков, и на самих историков, склонных по конъюнктурным соображениям превращать Мазепу в героя борьбы за независимость Украины.

     «Героїчний образ», «спроба визначного українського державника вибороти свободу і незалежність для України на початку XVIII ст.», «Мазепа обрав шлях Воїна» – эти и им подобные пафосные выражения в статье Ю. Фигурного не имеют никакого отношения к оригиналу. Он и в молодости был воин никакой. Как писали современники, «белые, тонкие и полные грации руки гетмана плохо были знакомы с боевым оружием». Ну, а под Полтавой ему был семидесятник, а может быть и больше.  При нем постоянно находились несколько женщин, которые следили за тем, чтобы от него ненароком что-нибудь не отвалилось. Естественно, этот «воин» не принимал  участия в полтавском  сражении, зато после него объятый ужасом бежал, не дожидаясь решения шведского  короля.

     Напоследок еще одна цитата, уже из самого Ю. Фигурного: «…ймовірно, саме досить-таки похилий вік став на перешкоді реалізації І. Мазепою його державотворчих задумів і однією з причин його смертельної поразки у двобої з царем Петром I» [8]. Да не было никакого «двобоя»!  Рассерженный Пётр  раздавил  Мазепу,  и  все.  Шведский  историк А. Енсен абсолютно прав: то был «двобой» двух великих мужей – Петра I и Карла ХII, а Мазепа был довеском туда или сюда [9, с. 115].

     Нынешние мазепинцы точно так же рассуждают о «двобое» Украины с Россией, хотя на самом деле они стремятся сделать Украину картой Запада в «двобое» последнего с той же Россией. В этой связи история с НАТО очень показательна. Безопасность для себя ценой угрозы для соседа. Украинский народ не столько понял, сколько почувствовал всю фальшь политики втягивания Украины в НАТО, ее историческую и нравственную несостоятельность. Поссорить два братских славянских народа, которые в эти трудные времена чувствуют свою разделенность как беду, нашим мазепинцам пока не удается и вряд ли удастся. Это – констатация факта, которую должны учесть реальные политики. 

    И потом надо напомнить историку-мазепинцу, что до полтавской развязки 1709 года было более двадцати лет, в течение которых Мазепа усердно зарабатывал и поддерживал репутацию «верного царского пса». Если исходить из того, что он в 1709 году совершил «патриотический поступок», то как следует характеризовать эти двадцать лет, то есть практически весь период нахождения его во власти? Как подготовку к «подвигу»? Кого это может убедить? Полагаю, что ситуацию правильно оценивал С. М. Соловьев, когда писал, что Мазепа «умер бы верным слугою царским, если б судьба не привела к русским границам Карла XII» [2, с. 211].

    Вообще говоря, история Мазепы, если бы она имела другую историческую прописку, не вызвала бы у нас особого интереса в силу ее заурядности для Европы эпохи позднего феодализма. Представим себе, что некий князь Ганс фон Мазепинг изменил своему сюзерену королю Питеру Неугомонному в пользу его врага короля Карла Непобедимого в расчете на непобедимость последнего. Но все случилось не так, как рассчитывал Мазепинг, и он «пролетел», как фанера над Парижем. На собственной шкуре он познал правоту изречения: «Человек, кусающий руку, которая его кормит, обычно заканчивает тем, что лижет сапог, который его пинает». Скажите, что в этой картине из времен средневековья не типично и не банально?

    Мазепа действительно был богатейшим не только в Малороссии, но, может быть, и во всей Европе человеком. Свое сверхбогатство он «заработал» путем эксплуатации крепостных крестьян (малороссийских и великорусских; кстати, около 20 тыс. крепостных душ вместе с землями ему были пожалованы царем «за верную службу» непосредственно в России) и экспроприацией собственности своих политических противников. Не было города и даже села в Гетманщине, откуда бы не текли деньги в личную казну гетмана. И все это бесконтрольно, в обход государственной казны. Имея неограниченные возможности для обогащения, Мазепа вызвал неприкрытую зависть  ближайших  царедворцев  Петра.   Известно,   что  светлейший  князь А. Д. Меншиков изъявлял желание занять место Мазепы, не дожидаясь его смерти, что, в частности, явилось одним (подчеркиваю – одним) из поводов к измене. Процесс создания единого имперского государства сопровождался ликвидацией остатков автономии его окраинных частей. Гетманщина здесь не являлась исключением. Рано или поздно контроль над этими землями, как и в других частях гигантской державы, должен был перейти из рук гетмана в руки чиновников центрального правительства. Мазепа это понимал. При этом казацкая старшина от этих изменений в принципе ничего не теряла. Наоборот, унификация социальных отношений открывала перед ней перспективу превращения в составную часть единого господствующего класса государства – российского дворянства (что впоследствии и произошло). Иное дело – гетман! Из властелина он превращался в управляющего. Здесь корень измены!

        Иной раз не согласен с идеологической концепцией того или иного автора, но если он владеет научным жанром, методологией научного исследования, то это не мешает обходиться с текстом  как  с  продуктом  научной мысли. О статье Ю. Фигурного этого не скажешь. Главный методологический порок его статьи –  нарушение принципа историзма, присваивание Мазепе того круга идей и мыслей, которыми мы живем сегодня и которые в принципе не могли возникнуть в конце ХVІІ – начале ХVІІІ века. Идея национальной независимости при отсутствии нации, идея равенства в условиях нарастающей феодализации украинского общества, идея свободы прав человека в то время, когда людей четвертуют и сажают на кол. Мазепа отстаивал совсем другой строй политических идей. Если уж утверждаете, что Мазепе был присущ государственный ум, политический реализм, то не приписывайте ему идей и планов, которые выглядят как романтичные и нереальные. Важнейшая черта всех  мазеп  всех народов: изменяя, они делают выбор в пользу сильнейшего и тем самым ставят себя в новую зависимость. В случае победы шведский король сделал бы Мазепу князем своей империи, а украинские земли отдал бы Польше. Сам Мазепа присмотрел себе владения в Белоруссии и заранее обговаривал этот вопрос с Карлом. Так что в любом случае плакали казацкие  вольности.

 

     С одним в статье Ю. Фигурного можно согласиться без оговорок – с тем, что Мазепа стал человеком-символом. Символом чего? Символом «державотворення», считает Фигурный. Ну, наверное. Какое «державотворення», такой и символ.  Но прежде Мазепа был и остается символом предательства. Мог быть орлом, а ползал змеей. И умер не столько от дряхлости, сколько от страха и потрясения. Жизненное фиаско профессионального предателя было полным. Судя по рассказам его племянника Войнаровского и ближайшего сподвижника генерального писаря Орлика, угасающее сознание Мазепы сосредоточилось только на одной мысли – нет, не об Украине, а о двух бочонках с золотыми талерами.

    Очевидно, что спрос на миф о мятежном гетмане Мазепе был мотивирован  поиском новой идентичности вновь образованных государств после развала СССР. Нужен был сюжет для составления истории трехсотлетней борьбы за национальное освобождение. Любопытно, что аналогичная работа над своими версиями подобных нарративов развернулась в других бывших советских республиках, естественно, с исключительным акцентом на свою нацию, народность, племя. Туркмены, узбеки, грузины, казахи  и прочие «борцы за независимость» после того, как она стала для них неожиданным фактом вследствие распада Советского Союза, кинулись решать проблему идентификации своего нового положения. А в исторических запасниках всегда найдется материал для отработки любой версии по заказу. Вот тут мифотворцы и распоясались на «полную катушку». Под девизом «Вспомнить все!» нафантазировали так безбожно, что история той же Украины, особенно древняя и средневековая, сразу превратилась в сплошной исторический анекдот. В мире людей правда нужна не всем и не всегда, но оправдание нужно всем и всегда. Вот на этой психологической почве и взращиваются мифы. На что только не пойдешь ради того, чтобы осветить ложным светом наше безрадостное настоящее и темное будущее. Но что делать, если мифы не дают правильной картины мира? Зачем смотреть на мир сквозь закопченное стекло?

 

6. Историки, мифотворцы и «официанты»

   

    Призыв не политизировать историю, а оставить ее историкам, является утопическим, поскольку и среди самих историков произошло разделение и по политическому, и по нравственному основанию. Символической для украинской политики является не столько фигура Мазепы, сколько оппозиция Хмельницкого и Мазепы, поскольку она выражает раскол общественного мнения в самой Украине. Этот раскол случился не сегодня и не вчера. Он является онтологическим для всей Украины.

    Есть факт и есть миф. Переход от факта к мифу есть интерпретация.  Интерпретация рождает миф. Творя современную мифологию истории, нельзя быть абсолютно беспардонным в интерпретации фактов. Впрочем, если хочется, то можно, как показывает современная украинская историография. Это и пугает. Потому что возникает «страшный» вопрос: есть ли в современной Украине историческая наука как таковая? К чему мы пришли в результате провозглашенного курса на «правду истории»? Есть же все-таки научный этикет, не позволяющий угождать власти в откровенно неприличной позе официанта: чего изволите, то и наваляем.

    Историк (ученый), мифотворец (идеолог) и «официант» (карьерист) – таковы возможные роли, которые исполняют историки по образованию. Чем, собственно говоря, мы, историки, занимаемся? Мы все время ходим по цепи фактов, как пушкинский ученый кот, проверяя ее надежность и достоверность с точки зрения нашего представления о «правде истории». Если мы занимаемся этим добросовестно, самокритично, искренне стремясь понять прошлое из нашей современности, то мы – историки, если нет, если у нас есть план целенаправленно использовать историю, то мы – мифологи (идеологи), или, как сейчас принято выражаться, специалисты по политике памяти. Если интерпретация фактического материала нейтральна, минимальна, то мы имеем дело с трудом историка. Если она вызвана современным политическим интересом, то миф побеждает объективность и мы имеем дело с текстом идеолога. Человеку науки свойственно сомневаться, а идеологу – жертвовать поиском истины ради группового заблуждения.

    Миф о «правде истории» эксплуатирует мотив неполного знания, которое якобы имеет решающее значение для понимания времени в его событийном преломлении. Между тем полное знание недостижимо сначала по причине того, что субъект находится внутри своего исторического мира, а потом – по причине того, что находится снаружи, когда эпоха уже «отстранилась». Чтобы знание было полным, надо, чтобы субъект одновременно находился бы внутри и снаружи. Такое под силу либо Богу, либо человеку, владеющему технологией перемещения во времени (трансцендентный знающий). Вот с таким историком я бы поговорил!

    Можно ли утверждать, что рассказанная история, нарратив – это всегда так или иначе миф о прошлом, который подразумевает другой миф – о возможности исчерпывающего знания прошлого? Прошлое обретает свою мифологическую значимость как рассказ о нем. История для нас важна лишь возможностью интерпретации настоящего, как повод утверждать, что «так всегда было», что «наши предки завещали нам» и в том же духе. Так, может быть, мифологическая значимость важнее самого прошлого? Что нам до жизни какого-то фараона Микерина? Мы даже толком не знаем, как по-настоящему произносилось его имя. Нас интересует наш интерес к технологическим и научным тайнам древних египтян, к витальной силе этой древнейшей из известных нам цивилизаций. «Путешествия во времени» стали очень популярны в наши дни. Эксплуатируя эту тенденцию, Голливуд ставит забавные фильмы, в которых люди используют динозавров в качестве домашних животных. Впрочем, простодушные американцы остроумно высмеивают свою собственную неспособность ставить хорошие исторические фильмы, поскольку их кинорежиссеры исходят из предположения, что люди во все времена одни и те же – похожи на американцев, только технологии и одежда разные. Поэтому фильмы на исторические темы называются «костюмными». Что ж, самоирония в этом вопросе дает шанс Голливуду пойти дальше костюмных разработок. А как быть нам, ведь у нас развито европейское чувство историзма и имеются теоретические представления об эпохальных процессах? Брать на веру то, что Мазепа в начале ХVIII века стремился сделать Украину независимым европейским национальным государством, тогда как в Европе таковое сложилось лишь во второй половине ХIX?

    Историк и Власть. Карамзин и Александр Первый. Кто был патриотичнее? Разве так ставился вопрос? Кто был мудрее? Так ставился вопрос. И есть ответ: Историк. Карамзин. А ведь были в то время и другие крупные писатели, работавшие на поприще истории. Но Историк, способный давать уроки Императору, оказался один. Беда нашего общества заключается в том, что у нас нет такого историка, что у нас история не учит, а служит и даже прислуживает власть имущим. С этой точки зрения проблема создания научной истории Украины в настоящее время мне представляется неразрешимой.

 

 

 

ИСКУССТВО  МИФА  И  МИФ  ИСКУССТВА

НА  СЛУЖБЕ  ПОЛИТИКИ

(Цикл статей)

 

 

«Миф – вот куда ведет первоначально путь свободного

                                        от предрассудков исследователя. В мифе заключены не      

                                        только идеи-истины, но и чаяния грядущего».                 

Я. Э. Голосовкер [1, с. 156-157].

 

 

Введение  в  проблему

Миф как феномен имеет богатейшую исследовательскую традицию. После  Платона и Прокла, Ф. Бэкона и Дж. Вико,  Ф. Шеллинга  и  Ф. Гегеля,  М. Мюллера и  Э. Тайлора,  Дж. Фрезера и Б. Малиновского,  К. Леви-Строса  и Л. Леви-Брюля, З. Фрейда и К. Юнга, Э. Дюркгейма и Э. Кассирера, Р. Барта и  М. Элиаде,  наших А. Потебни и  А. Лосева,  М. Лифшица и  О. Фрейденберг, после веков интенсивных исследований с разных сторон тем не менее М. И. Стеблин-Каменский (1903 – 1981), выдающийся специалист по древней скандинавской мифологии, позволил себе написать: «Несмотря на то что <…> существует обширнейшая литература о мифе, основное в нем остается загадочным» [2]. И он имел на это право. Все теории мифа, толкующие происхождение, смысл и функции мифологии, подвергались серьезной критике. И среди них нет ни одной, которая разрешила бы все вопросы, возникшие у специалистов. Хотя столь существенными силами приблизились вплотную к этому феномену, но дойти до самой глубины сущности мифа никак не удается. Наверное, это не случайно и вряд ли возможно.

Тем не менее в последние два десятилетия проблема мифологизации сознания находится под пристальным вниманием политологов, поскольку выяснилось, что мифологические конструкты очень активно используются в различных политических акциях, прежде всего в избирательных и пиар-технологиях. И не то чтобы исследователи раньше в упор не замечали того факта, что демократия как система власти народа всякий раз реально трансформируется в систему власти над народом и таким образом превращается в мифологему, которую любезно поддерживают демократические СМИ, но раньше (то есть в ХХ в.) были государства с тоталитарным режимом (мифологема), которые выгодно оттеняли демократии, где все же есть политическая конкуренция, легитимная оппозиция, узаконена свобода слова и право каждого гражданина влиять на власть путем участия в выборах своих политических представителей. Ныне, когда мы, как неофиты, подключились к  «свободному миру» (мифологема), мифологический туман немного рассеялся и мы с изумлением обнаружили, что советская пропаганда не сильно искажала западную действительность.

Признаемся сразу – да это видно из заглавия: наш интерес к мифу мотивирован не желанием докопаться до истоков духовного мира наших далеких предков. Автором движет несколько иная цель: необходимость осмыслить роль, место и функции мифа в жизни современного общества. Ясно, что мифология заполняла все пространство духовности древнего человека и была значительной частью его разума, но что из себя представляет современный миф, как он связан с примитивной мифологией древних и каково его место  в современной культуре, где, казалось бы, доминирует научный разум, – далеко неясно.

В предлагаемом цикле статей автор пытается в меру своего понимания ответить на эти вопросы. При этом важные мысли, идеи методологического характера он почерпнул в работах психолога К. Юнга, философа Э. Кассирера, философа и культуролога Я. Э. Голосовкера, филолога с философским уклоном О. М. Фрейденберг, поэта, эссеиста и философа П. Валери, философа-индолога А. М.  Пятигорского.

 

 

 

Статья первая

 

НЕИЗБЫВНОСТЬ   МИФОЛОГИЧЕСКОГО  МЫШЛЕНИЯ

 

1. Миф – это светотень Разума

    Сравнительно недавно считалось, что мифологическое сознание – это аппарат мышления древних людей. Детству человечества соответствовал и детский способ идеального освоения мира. По мере развития рационального мышления, логической сферы  мифомышление ушло в «тень», кануло в подсознание, напоминая о себе разве что кошмарными снами и классическими текстами эпосов, сказаний и былин. В настоящее время эта точка зрения преодолена. Оказалось, что миф как особое видение реальности не ушел в прошлое, не остался в нашем детстве чудесной волшебной сказкой, а продолжает участвовать в строительстве мировоззрения современного взрослого человека, серьезно конкурируя в этой роли со своим  рациональным оппонентом. Миф – это светотень Разума. Бывают периоды и даже эпохи, когда светотень значительно длиннее разума, и он боязливо жмется у ног своего господина его величества Мифа. Если представить себе, что миф и разум борются в нашем сознании, то положение выглядит еще более драматичным. В борьбе противники попеременно оказываются сверху, так что подчас разобраться кто есть кто бывает непросто. Так, эпохи, в которых господствовал оптимистический миф о всемогуществе разума, вошли в историю как «эпохи просвещения». Им на смену приходили времена с противоположной доминантой – разочарованием в науке и усилением религиозных настроений и оккультизма.

    Следует все же признать, что мифологическое и рациональное мышление не являются абсолютными противоположностями. В рациональности есть свой мифологический аспект, а миф обладает своеобразным разумом, по выражению М. Лифшица, логомифией. В науке всегда есть место мифу, а, с другой стороны, в мифологическую конструкцию легко встраивается научная информация, придавая ей особенную в глазах нашего современника убедительность. Наука в целом как социальный институт стала мифом в тот момент, когда с ней стали связывать решение буквально всех проблем человечества. Во всяком случае, не отрицать миф как ложную форму сознания, преодоленную в пользу науки, но понять его как самозаконную, нормальную форму самовыражения духа – таков ныне взгляд на проблему познания природы мифа.

 

2. Миф – это первофакт  нашей  культуры

   

     Миф первичен, он стоит ближе всего к генетике сознания. Мифология – это древний лес, который вырос в культурной пустоте. Из этого перволеса впоследствии были выстроены многоэтажные и причудливые здания религии, искусства, философии, науки с многочисленными комнатами и коридорами, в которых есть темные места, кладовки и сундуки, где складированы  отходы мифологического строительного материала.

    Там, где в природе располагается корневая система и первый этаж растительности (мхов, папоротников, дремучих трав, грибов и проч.), там же по аналогии в нашем сознании располагается мир древних мифов. Этот мир в принципе доступен для мыслящего духа, бодрствующего сознания.

     Любая попытка свести корень древнего мифа к чему-то одному обречена на провал, поскольку миф являлся универсальной структурой первобытного сознания. Он выполнял и социальную функцию, и функцию познания, формирования целостного мировоззрения, и религиозную функцию веры, и культурную, и организаторскую, и даже медицинскую. В общем, он заполнял собой в сознании всю сферу духовного. Позже миф уступает религиозной, идеологической и научной рефлексии, однако же играя в них роль почвы и структуры. Интуиция, озарение, просветление и другие формы «быстрого мышления» возможны благодаря богатейшим кладовым подсознания, где отложены эпохальными слоями, впрочем, в приличном беспорядке, результаты мыслительной работы наших предков, которые широко практиковали именно мифологическое мышление и понимание мира.

     Миф есть феномен коллективного сознания, а вернее – коллективного бессознательного. Так считал Карл Гюстав Юнг (1875 – 1961). Он утверждал, что коллективное бессознательное является частью структуры души, которая содержит в себе все духовное наследие эволюции человечества, возрождаемое в структуре мозга каждого индивидуума [3]. Если это так, то это и есть тот психологический механизм, который делает человека причастным к своему роду-племени в масштабах всей его истории.

    Мифомышление выработалось как первичный механизм духовно-практического освоения реальности в глубокой древности не случайно. Представляется, что в основе действия этого механизма лежит фундаментальный принцип оптимальности, экономии энергии. Миф рождается из экономии мышления. Главный миф эпохи Просвещения, что человек добр и прекрасен и обладает совершенно неограниченными возможностями развития, пришел на смену главному мифу Средневековья, что человек бесконечно слаб и греховен, ничтожен и без Бога обречен. Гордыня пришла на смену уничижению. Диалектика истории. Два мощнейших мифа ХХ века – марксистский и фрейдистский – явились результатом попыток объяснить человека из одного основания. Это и есть применение принципа экономии мышления.

    И, что особенно важно отметить, без этого первичного механизма освоения мира не работают и последующие уровни мыслительной активизации сознания. В подтверждение сошлюсь еще раз на такой авторитет, как К. Юнг: «Все самые яркие и мощные идеи восходят исторически к архетипам. Это особенно верно в отношении религиозных представлений, хотя центральные понятия науки, философии и этики также не составляют исключения из этого правила» [3]. По Юнгу, архетип есть издревле заданная формула, изначальный образец, психологическая схема, которая актуализируется в живом воображении всякий раз, когда требуется усвоить полученную извне информацию. Здесь налицо работа воображения с подсознанием: воображение активизирует, вытаскивает из подсознания подходящий архетип, чтобы в дальнейшем создать на его основе нужный для поведения стереотип.

    В познавательном порыве и зарождающемся искусстве мыслить первородным у человека, по мнению оригинального исследователя Якова Эммануиловича Голосовкера (1890 – 1967), было именно воображение. Эта идея подробно разработана ним в книге «Логика мифа». Он доказывал, что воображение, то есть превращение в образ, есть та мыслительная метаморфоза, которая творит миф. В этой связи Я. Э. Голосовкер писал: «Мышление образами как деятельность воображения есть одновременно мышление смыслами. В так называемом мифологическом мышлении это дано обнажённо: там образ есть смысл и значение. Там миф есть, так сказать, воплощенная «теория»: древние космогонии и теогонии суть такие теории – описание и генеалогическое объяснение мира» [1, с. 12].

    Образ – это воплощенная идея или идеал. Например, тысячеглазый Аргус воплощает идею всевиденья, птичье молоко – образ диковинной редкости, а слово «Уотергейт» в политической культуре США и многих других стран является смыслообразом (термин Я. Э. Голосовкера) крупного политического скандала, грозящего «свалить» главу государства. У нас технология «Уотергейта» была использована против президента Л. Д. Кучмы и получила название, соответственно, Кучмагейт. Впрочем, «Уотергейт» означает также политическую технологию шпионажа за деятельностью избирательных штабов партий-конкурентов в период выборов.

    Воображение плотно заселило наше сознание различными мифическими образами и картинками. И еще больше отложилось археологическими слоями в подсознании как опыт мышления  Они и по сей день будоражат воображение поэта, посредством интуиции и догадки включаются в работу философской и научной мысли, формируют сферу этического в детском возрасте.

    Упакованный в форму научной теории или философского текста миф – вот с чем нам  чаще всего приходится иметь дело. Но особенно комфортно миф себя чувствует в религии и искусстве.

 

3. Мифы – электролит общественного сознания

   

     Выше неоднократно употреблялся термин «мифологема». Мифологема – это мифологическая схема, обладающая универсальностью, концептуальными возможностями развития; символическая идея, позволяющая создавать все новые и новые образы реальности. Иначе говоря, мифологема обладает креативностью. Понятие было введено в научный оборот К. Юнгом и К. Кереньи в монографии «Введение в сущность мифологии» (1941). В искусстве идеологической мифологии верно найденная, точно угаданная мифологема становится основой мифотворчества, создания образа, обладающего одновременно новизной, оригинальностью и архетипической основой.

    В мифологемах заключен набор исходных принципов и ценностей. Возьмем, например, мифологему «свобода как абсолютная ценность». В обыденном сознании эта мифологема покрывает собой демократию как форму власти, якобы основанную на свободе. Если бы либеральные теории о свободе, индивидуализме и правах человека, положенные в идеологическую основу западной цивилизации, не были мифами, то не возникло бы вообще такого явления, как «массовый человек», и, соответственно, массовой псевдокультуры. На самом деле «западный человек» до безобразия принижен государственной дисциплиной. Причем узда, сковывающая его свободу, делающая из него безвольного, но чрезвычайно гордого собой обывателя, сплетена из убеждений мифологического свойства, вроде того, что право дано человеку для того, чтобы добровольно ограничить свою свободу в пользу социального порядка (кантовское понятие долга). Вся эта софистика давно разоблачена западными философами (К. Маркс, Ф. Ницше, Ортега-и-Гассет, Э. Фромм, французские постмодернисты и др.), но хотелось бы снова подчеркнуть, что порядок, именуемый демократией, держится на мифологии, пронизывающей всю систему социальной педагогики.

Попытки поставить себя вне социально-политической идентификации, мягко говоря, не приветствуются и, как правило, наказываются. Один из тех, кто посвятил свою жизнь разоблачению западной свободы как разновидности мягкой несвободы, Тимоти Лири, иронически писал: «Кто я? Это основной вопрос, на который самонадеянно,  чванливо, настойчиво и самодовольно отвечают общественные институты. Всегда, заметьте, с выгодой для себя. Каждая религиозная  иерархия точно укажет вам, кто вы: католик, протестант, иудей или атеист. А каждое государство точно обозначит вашу национальную принадлежность, будь вы американец, русский или турок. Ну-ка предъявите паспорт! А бесчисленные мелкие, цементирующие общество структуры четко и мгновенно укажут, кто вы по профес­сии, политическим пристрастиям, социальной принадлежности и пр.» [4, с. 38].

    Наш язык буквально нашпигован мифологемами, так что мы  по многу раз в день обращаемся к мифологическим образам, чтобы выразить свою вполне, казалось бы, рациональную мысль. По размышлении приходишь к выводу, что мифы электролитом заполняют наше сознание, в котором плавают, как острова, отдельные логические конструкции. Один из тех, кто серьезно задумывался о роли мифа в нашей жизни,  французский  поэт, эссеист и философ Поль Валери (1871 – 1945) писал: «Поистине мы заключаем в себе столько мифов и мифы эти настолько с нами срослись, что мы вряд ли смогли бы четко выделить в нашем сознании нечто вполне им чуждое. Нельзя даже говорить о них, не впадая в мифотворчество: разве не творю я в эту минуту миф о мифе, дабы удовлетворить прихоть некоего мифа?» [5].     

    Живя в бешеном темпе, мы склонны игнорировать консервативные основы нашей жизни, а им – сотни тысяч лет. В любом государственном празднике, семейном торжестве и религиозном обряде, уже не говоря о народных традициях, под спудом содержится первобытный способ осмысления действительности. Непреодолимое прошлое в принципе непреодолимо.     

4. Неодолимая сила мифа

     Мифологическое мышление параллельно рациональному, но принципиально не сводимо к нему. Рациональное истолкование смысла мифа не может заменить собой его внутренней логики чудесного. Человек, находясь в плену мифа, не задает себе вопросов, требующих логических объяснений, например, каким образом рог изобилия не иссякает или как действующий премьер-министр, став президентом, немедленно выведет страну из кризиса. Чудо не нуждается в объяснениях. Логика мифа требует, чтобы чудо состоялось, и оно обязательно состоится. Только нужно совершить магический обряд, ритуал, например вооружить своего «героя» полномочиями президента, как в древних мифах боги помогали своим избранникам, вооружая кого чудесным мечом, кого шапкой-невидимкой, кого сапогами-скороходами.

Мы можем сколько угодно критично анализировать программу,  возможности и способности очередного кандидата на роль спасителя нации, но в душе обывателя («простого гражданина») всегда теплится вера в то, что невозможное станет возможным и препятствия каким-то образом будут устранены.

На стадион пришли болельщики. Они знают, что их команда значительно слабее своего соперника и объективно должна проиграть. Но они тем не менее пришли на стадион. Зачем? Лицезреть процедуру позора своих любимцев? Нет, они идут, чтобы стать свидетелями чуда. Они страстно его жаждут, так что энергия их желания передается игрокам.

     Миф не устраним из нашей жизни. Научное знание не может занять место мифа, а может лишь «подвинуть» его; но и миф не способен покуситься на территорию, освоенную наукой. Прибегать к мифу в эпоху науки надо осторожно: легко можно впасть в архаизм. Это примерно то же самое, как если у вас болит зуб, а вы вместо дантиста идете к знахарке, чтобы она его «заговорила». Но если человеку не может помочь медицина, основанная на современной науке, он решается обратиться за помощью к знахарю, шаману, колдуну, специалистам по нетрадиционной и народной медицине. Мы знаем немало случаев, когда лечение, основанное на магии (мифологическом ритуале), оказывалось более действенным, чем методы современной медицины.

     Полагаю, мы недооцениваем знаний, развития рациональной сферы сознания у древних людей и переоцениваем человеческий прогресс. Я не могу себе представить древнего человека, лишенного способности к логическим операциям, если даже у собаки или обезьяны она проявляется достаточно очевидно («умные животные»). Б. Малиновский (1884 – 1942), изучавший туземцев Тробрианского архипелага (Меланезия),  обратил внимание на то, что они обращаются к магии только в тех случаях, когда от их знаний и умений ничего не зависит [6, с. 32] . Природная ментальность людей с их страхами и надеждами осталась все та же. На первобытной стадии люди боялись колдунов; в условиях современной цивилизации мы испытываем не меньший страх перед вирусами. Там все верили в духов, здесь – в витамины. Раньше люди были одержимы бесами, теперь они в не меньшей степени одержимы идеями и т. д.  Если миф утверждает, что твой народ произошел от Большого Медведя и, следовательно, сила и покровительство Духа Медведя распространяется на весь народ и каждого в отдельности, то вера в этот миф ничем не примитивнее веры в то, что твой народ произошел от древнейшей расы господ – арийцев. Поэтому он на «законных основаниях» наследует весь мир. Примеры можно множить.

    Любая эпоха обладает мифогенным потенциалом. Та, которую мы называем «нашей», – не исключение. Когда возникают неразрешимые обычными средствами проблемы, возможность заглянуть в завтрашний день достигает тревожной степени неопределенности, социальная  почва для мифологии оживает. Надежда – девушка слепая, но с крыльями. Надежда на сверхъестественное вмешательство, ожидание чуда и есть генетическая основа мифа. Мы живем в смутное время – этим все сказано. «Мифы, – считал Валери, – души наших поступков и наших страстей». Именно на базе социальных страстей вырастает миф, используя последние как краски для создания художественной картины мира как представления. 

    Мы доподлинно знаем, что в ХХ веке ряд высших руководителей крупнейших государств при принятии ответственнейших решений регулярно пользовались услугами астрологов. Астрология, как известно, оккультная «наука», созданная халдейскими магами (вавилонскими жрецами), которые несколько тысяч лет вели непрерывные наблюдения за небом и первыми пришли к выводу, что планеты-божества своим положением и движением влияют на  человека и предопределяют его будущее. Халдейские маги обслуживали политику царей, переводя на понятный язык те «сообщения», которые астральные боги-покровители «слали» своим царственным подопечным. Халдеи со своей небесной мифологией из второго тысячелетия до нашей эры влияют на нашу жизнь и судьбу! Разве это не доказательство тезиса о неистребимости мифомышления?