УДК 321.18.001.11[(1-11):(1-15)]
Г.П. Гребенник
К ВОПРОСУ О
«ВОСТОЧНОМ ДЕСПОТИЗМЕ»
Ключевые слова: идеология, миф, восточный деспотизм,
азиатский способ производства
Бытуют в науке некоторые понятия,
которым мы обязаны идеологии. Идеология – это поле, где миф и наука тесно сообщаются.
От их соития и рождаются такие «монстры», как термин «восточный деспотизм». Одним из
неприятных впечатлений последних десятилетий было наблюдение, что в стремлении
приобщиться к европейскому сообществу в нашей научной литературе и публицистике
стали некритически вопроизводиться идеологические «зады» Европы. Возродились,
казалось бы, давно похороненные в научных дискуссиях и трудах идеологические
мифы.
Сам термин «восточный деспотизм» в силу
его укорененности вполне может испльзоваться в научном дискурсе для
характеристики специфики политического строя в древних цивилизациях
Востока, но его надо освободить от мифологического контента, который вносит искаженное представление в наше сознание. Этому вопросу посвящена данная статья.
Во всех словарях деспотизм, деспотия (от др.-греч.
δεσποτία — неограниченная власть)
определяется как форма государственного правления, при которой власть
сконцентрирована в руках одного абсолютного повелителя, авторитет которого
зашкаливает, сравним с божественным. Он не только правитель своего государства,
но и господин своих подданных. Деспотизм в такой трактовке – это режим
правления, неконституционная, нелегитимная, основанная не на законах, а
исключительно на личной воле монархия, бесподобная, беспримерная
харизматическая власть одного человека над массами, над народом, над всеми. Исторический
адрес – древние цивилизации Востока. Поскольку все они демонстрируют примеры
такого режима и такой неограниченной власти, постольку принято считать ее
архаичной, обусловленной неразвитостью
рабовладельческой экономики, невежеством масс, недостатком общей и политической
культуры, доминированием мифо-магического мышления.
Авторство классической концепции
«восточного деспотизма» принадлежит Ш. Монтескьё, который в книге «О духе
законов» (1748) создал негативный образ абсолютной монархии Франции ХVШ в. с целью ее дискредитации в глазах
«цивилизованного общества». Для этого он подыскал исторический аналог на
Востоке, указывая на его застывший, анахронический характер. В дальнейшем эта
концепция обросла деталями. В ее свете древневосточное государство на
протяжении всей его истории предстает как такое, в котором царят произвол и
своеволие деспота.
В ходе Великой французской революции это
понятие еще раз было переложено на западную почву. На этот раз деспотизм
сочетался с равенством, явился в образе «демократического деспотизма», что и
подметил Франсуа Рене
де Шатобриан (1768-1848). В дальнейшем термин «деспотизм» спустился на уровень
обыденного сознания и в повседневном обиходе был наделен широким социальным и
моральным смыслом, характеризующим крайне несправедливые отношения господства и
продчинения между людьми, открытое насилие одних над другими.
Между тем уже в
В XIX и XX вв. концепция
«восточного деспотизма» была отложена в сторону, так как политика западных
держав в колониях в ряде отношений явно подпадала под определение «деспотизма».
Напротив, в советской науке дискуссия вокруг так называемого азиатского способа производства прояснила,
что модель всесильного и сверхцентрализованного государства на Востоке не
отвечает исторической действительности, поскольку существовали религиозные,
правовые, культурные, политические ограничения центральной власти. Конечно, были
факты деспотической политики, но они скорее характеризовали периоды
государственного срыва, а не сущность восточного менталитета. Тем не менее
советские идеологи не преминули воспользоваться колоритным образом для
характеристики классовой сущности рабовладельческого строя. В советских
учебниках по истории власть египетского фараона изображалась как пример
крайнего выражения классовой несправедливости и безумия властолюбия,
получившего наиболее яркое выражение в строительстве рабами грандиозных
гробниц-пирамид.
В 90-е годы в результате некритического
заимствования западного либерального словаря концепция «восточного деспотизма» реинкарнировалась,
сначала в публицистике, а затем и в ряде научных работ, в частности, в сборнике
статей «Феномен восточного деспотизма. Структура управления и власти» (М.,
1993).
Восток - духовный исток мира. Все
священные книги и все мировые религии зародились на Востоке. Отсюда начинается
Путь. Государственность возникла на Востоке, и мысль о государстве – там же.
Государство есть земное воплощение идеи Справедливости, Правды, Божественного
порядка. Это зафиксировано на политических «скрижалях» Востока - в обращениях
фараонов к своим сыновьям, конфуцианском Пятикнижии, Дхармашастрах и
Артхашастрах, Сунне, а также в учениях многих теологов и философов. Порядок, Закон, Ритуал, Традиция – эти
высшие, непреходящие ценности были
стержнем мировоззрения и политической культуры Древнего Востока. Своеволие в
делах управления или в личном поведении безусловно осуждалось, объявлялось
пороком, который влек за собой неизбежную потерю власти, гибель династии и даже
самого государства. Все религиозные системы Востока были основаны на постулировании
высшего надчеловеческого порядка (Закона) или начала (Бога), которым обязаны подчиняться любые правители во избежание
нелегитимности и наказания на земле или на небе. Более того, смысл их
богоподобной власти был именно в их роли охранителей и ревнителей этого
божественного порядка. Какое место здесь могло быть произволу?
«В чем же усматривается
правомерность деспотизма, чем может быть обосновано естественное право одного
человека на господство над другим?» - так, совершенно корректно, ставил вопрос
о деспотизме С.Л. Франк. Действительно, деспотизм как форма политической власти
имеет под собой вполне определенные экономические и правовые основы, которые в
свою очередь опираются на сверхидею. «Этим принципом, - писал С. Франк, -
служит та идея власти, которая дается религией. Бог есть высший и абсолютно
неограниченный властелин, и Его власть распространяется на тех, кто является
Его избранниками и представителями на земле. Всякая власть конструируется как
доля или частичное отражение бесконечной власти Бога; светская и духовная
власть одинаково строится на этом основании, и весь спор о взаимном
разграничении их компетенции
сводится к определению их близости к общему источнику — власти Бога…» [1, с.
115].
Классическим примером
восточной деспотии был Древний Египет. Символом неизменного универсального порядка в египетском
пантеоне была богиня Маат, изображаемая
в виде маленькой фигурки коленопреклоненной женщины с пером на голове. Понятия
«маат» и «царская власть» были взаимосвязаны. Если правил фараон, «да будет он
жив, невредим и здоров», поставленный богами и произошедший от их божественной
плоти, стране были обеспечены мир и процветание. Кем бы фараон ни считался, но
за «маат», за порядок и стабильность в государстве отвечал он. Кризис этой
связи наступал со смертью фараона. Несмотря на ее неизбежность, смерть фараона
всегда рассматривалась как угроза всему порядку мироздания, сравнимая с природным
катаклизмом. Все население государства подвергалось сильнейшему
психологическому стрессу. Все оплакивали царя, и в этом не было лицемерия: горе
и страх были неподдельными, как неподдельной была вера в его роль гаранта и
заступника перед лицом могущественных богов.
Царь древних обществ – это сакральная
фигура, живой бог и первосвященник одновременно, посредник между Небом и
Землей. Обязанностью царя было осуществлять государственный церемониал, который
сливался с религиозной литургией. Сам образ царя как центральной фигуры
священнических церемоний превращался в символ веры. Египетский фараон, ассирийский
царь, китайский Сын Неба, японский микадо – все это не цари-функционеры, а
сакральные лица, цари-медиаторы, занятые в постоянных церемониях и ритуалах,
имеющих смысл посредничества между мирами и стихиями.
Таким образом, главная обязанность фараона — выражать свою признательность
богам, вседержителям всего сущего. На большинстве стел сообщалось, что главная
задача фараонов - совершать богоугодные дела: восстанавливать пришедшие в
упадок храмовые комлексы, сооружать новые, возводить статуи и обелиски, обновлять
мебель и священные ладьи, украшать алтари и щедростью своей превосходить все,
что делали до него другие цари.
Из многих текстов видно, что восточные деспоты вовсе не чувствовали себя
абсолютными властелинами. Над ними в роли строгих контролеров стоял сонм богов,
под ними – народ, благополучие и сама судьба которого напрямую связывалась с
политикой царя. Последнему в строку ставили природные катаклизмы, неурожаи,
засухи, эпидемии. А еще был слой жрецов, хранителей политической традиции,
военная знать, высшие сановники, правители областей, которые плотно
контактировали с фараонами в их реальной, а не символической жизни. С ними
фараону надо было вести себя «политически», а не изображать из себя бога.
Приведу свидетельство из первоисточника. Имеется в виду «Поучение гераклеопольского
царя своему сыну Мерикара». Фараон Хети III из IX (Гераклеопольской) династии, став царем около
Из того, что сказано, можно сделать вывод, что власть древневосточных
владык в религиозно-идеологическом плане выходила за рамки человеческих
возможностей, но при этом была сильно деперсонализирована. Как в японском
театре кабуки актеры играют в масках роли-функции, так и египетские фараоны
выходили к народу в золотых масках и демонстрировали свою отстраненность от
всего человеческого. Взойдя на трон, человек переставал быть человеком, он
становился единственным, духом
государственного тела и в силу этого космически одиноким. Ни сын, ни жена не
смели преступать известной черты и общаться с отцом и мужем как с человеком. В
«Поучении гераклеопольского царя своему сыну» говорится: «Хорошая должность – царская
власть. Нет ни сына у него, ни брата…». Я бы сказал, это похоже на грустную иронию,
если бы сомневался, что ирония уместна в текстах, предназначенных для вечности.
Следует
согласиться с А.С. Хоцеем, который пишет, что «деспотизм Востока являлся
результатом не особой мощи здешних деспотов, но, напротив, сама эта их особая
мощь была следствием деспотизма традиции, отводившей данным деспотам и их
аппаратам роль тотально руководящей и направляющей силы восточного общества» [3].
А.С. Хоцей рассматривает управление
обществом и все его институциональные формы с точки зрения бюрократической,
рациональной по своей природе, парадигмы (он употребляет термин «формация»).
Поэтому недооценивает могущества символической, сакральной власти, которая
образуется вследствие специфических «служебных» функций восточных правителей
древности. Форма древней государственности «требует» от властителя обладания
божественной харизмой, демонстрации своей актуальной чудесной связи с богами. В
соответствие с масштабом своего нечеловеческого могущества цари Египта,
Асиирии, Вавилона изображались на камне как гиганты, возле ног которого
копошатся его приближенные или враги. Власть
и ответственность древневосточного деспота были вполне уравновешены и, значит,
такая власть воспринималась как справедливая. Она не вызывала внутреннего
протеста. Она ничего не вызывала, кроме религиозно-трепетного поклонения.
Выходит, «восточный деспотизм» сводился к колоссальному объему символической,
мифо-магической власти, а не той,
которая связана с возможностью произвольно вмешиваться в жизнь подданных и
помыкать ими. Тот же А.С. Хоцей справедливо отмечает: «…восточные
деспоты уступали европейским королям (разумеется, при накоплении последними
достаточной реальной силы). Опирая свою мощь на традицию, владыки Азии
одновременно и сами были подотчётны этой традиции, они были вынуждены
соразмерять свои действия с требованиями народного менталитета,
рассматривавшего их как слуг общества. В то время как в Европе монархи исходно
не были обязаны населению ни чем, кроме своего собственного меча, отчего и вели
себя соответственно, сообразуясь лишь с собственными интересами…» [3].
*
* *
Запад запустил шар,
и он к нему возвращается. Французский социальный психолог Серж Московичи в
своей книге «Век толп» (Париж, 1981) пишет: «У нас есть причины, позволяющие
говорить о западном деспотизме. <…> Восточный деспотизм отвечает
экономической необходимости, ирригации и освоению трудовых мощностей. Западный
же деспотизм отвечает прежде всего политической необходимости. Он предполагает
захват орудий влияния или внушения, каковыми являются школа, пресса, радио и
т.п. Первому удается господствовать над массами благодаря контролированию их
потребностей (в воде, в пище, например). Второй достигает этого контролем над
верой большинства людей в личность, в идеал, даже в партию» [4]. Надо сказать, что
С. Московичи не один – до него, рядом с ним и после него идут исследователи,
которые разрабатывают вопросы, связанные с угрозами для индивида, исходящими от
«массового человека», «демократии толп».
Наш век продолжает быть веком масс.
Массы имеют авторитарную структуру и психологию. Массы чувствуют
потребность в повиновении. Они всегда в ожидании прихода истинного вождя. Это
совершенно не противоречит тому, что принципом их существования является
равенство, а политической формой – демократия. Массы безгласны, но нуждаются в голосе, массы
безвольны, но нуждаются в воле, массы пассивны, но нуждаются в действии. В
общем они нуждаются в харизматическом вожде, которому они доверятся полностью и
без остатка. Массы царят, но не правят. Это положение порождает отмеченную С.
Московичи тенденцию современного общества к деспотизму. Таким образом
демократия рождает демократический (западный)
деспотизм. Но это уже сюжет для другой работы.
Литература
2. Поучение гераклеопольского царя
своему сыну Мерикара / Перевод и коммент. Демидчика А.Е. //История Древнего Востока. Тексты и документы:
Учебное пособие. Под ред. В.И. Кузищина. – М.: Высшая школа, 2002. - С. 17–21
// Электронный ресурс. – Режим доступа: http://grachev62.narod.ru/hrest/chapt01.htm
3. Хоцей А.С.
Теория общества [Текст] : в 3-х томах / А.С. Хоцей. - Казань : Дом печати, 2000
- Т. 2 : Становление бюрократии.
Цивилизация. - 2000. - 827 с. // Электронный ресурс. – Режим доступа:
http://library-of-materialist.ru/theory_of_society/theory_of_society3/theory_of_society3-2.htm